– Да какая там судьба… – не слишком уверенно возразила Уля.

– Когда ты теперь с ним увидишься?

– Через неделю. Он вчера уехал в Голландию. А когда вернется, я пойду к нему и мы заключим договор. Представляешь, придется признаться, что на самом деле я не Ульяна, а Ундина. Надо ж было так назвать единственное чадо!

– А почему ж ты не сменила имя в паспорте? Давно хотела тебя спросить.

– Да как-то неловко было перед памятью мамы… Впрочем, это ерунда. Сашка, скажи, по-твоему, мной еще можно увлечься?

– Господи, конечно, почему же нет? Ты прекрасно выглядишь. И вообще, в тебе есть самое главное – изюминка! К тому же ты красивая.

– Была когда-то… Сашка, ты Глебу когда-нибудь изменяла?

– Боже мой, нет, конечно!

– И он у тебя единственный мужик за всю жизнь?

– Уля, ты же знаешь, что да!

– Как глупо! Сашка, жизнь так быстро пролетает… Слушай, а у вас с ним… все хорошо, в постели, я имею в виду?

– Не просто хорошо, а прекрасно.

– Но тебе же не с чем сравнивать…

– А зачем? От добра добра не ищут.

– Да ну тебя, Сашка, ты какая-то пресная становишься, когда про своего красавца говоришь… Нет, тебе точно нужно ему маленечко изменить. Женщина не может всю жизнь быть влюблена в собственного мужа, это противоестественно. У тебя скучные замужние глаза. В них нет поиска. А ничто так не привлекает мужиков, как поиск в глазах бабы…

– Но зачем же что-то искать, если я уже нашла?

Уля смотрела на меня с нескрываемой грустью.

– Ты так давно нашла это сокровище. Смотри не потеряй. Отсутствие поиска и мужа может отвратить, заруби себе это на носу!

Она замолчала, словно о чем-то задумалась.

– Сашка, не обижайся, но сейчас для тебя настает трудное время, а ты к нему не готова.

– Почему?

– Потому что… Он слишком в тебе уверен.

– Но ведь это хорошо! Он знает, что у него крепкий тыл.

– Что такое тыл? Задница! Ты для него стала как собственная задница. Без нее невозможно, о ней надо определенным образом заботиться, все так, но согласись, что задница не вызывает вдохновения…

– Не скажи! Есть мужики, очень падкие на большие задницы.

– Разумеется, чужая задница может вдохновлять, а вот своя собственная…

– Уля, почему ты так говоришь? – огорчилась я. – Ты не любишь Глеба?

– Да нет, почему, он неплохой парень, безусловно очень одаренный и красивый. Может быть, все дело именно в этом? У меня красивые мужики как-то не вызывают доверия. Тем более актеры. На мой взгляд, актеры вообще не мужчины, слишком женственно-блядская профессия…

– Уля, ты пьяная?

– Ничего я не пьяная! Слушай, мы уже бутылку прикончили! А я хочу еще! Погоди, я посмотрю, может, найдется что выпить. Очень хорошо пошло… Увы – ничего нет! Ну и ладно!

– Хочешь, я сбегаю вниз и куплю?

– Да нет, Сашка, в самом деле хватит, а то завтра вся морда опухнет…

– Ну и что? Твой кавалер ведь в отъезде? Кстати, как его зовут?

– Виктор Сигизмундович.

– Ну так я сбегаю, а? Выпьем за здоровье Виктора Сигизмундовича.

– Нет, Саня, не стоит! Это будет перебор! Давай чайку поставим или лучше кофе! И тебе не лень бежать за шампанским?

– Ты бы тут сказала – опаньки! – засмеялась я. – Нет, не лень. Я сбегаю!

– Только возьми ключи, а я пока полежу.

Когда я вернулась с шампанским, Уля спала крепким сном. Я попыталась было ее будить, но она только что-то проворчала, свернулась клубочком и продолжала спать. Я поставила шампанское в холодильник, оставила записку и ушла. Я была даже рада, мне вдруг захотелось скорее попасть домой. На улице было тепло. Я расстегнула пальто и, блаженно жмурясь, побрела к метро. И чуть не сбила с ног какого-то высокого худого мужчину, который стоял, задрав голову к небу.

– Ох, простите! – пробормотала я, подняв глаза. – Гарик, это ты?

Мужчина, словно проснувшись, глянул на меня и широко улыбнулся. При этом я заметила, что у него не хватает двух зубов.

– Санечка, ты?

– Я, Гарик, я! Сколько же мы не виделись!

– Давно, Санечка, давно! Как я рад тебя видеть, знаешь, это добрая примета, что я встретил именно тебя… Первый знакомый человек…

– Что ты хочешь сказать? – не поняла я. У него вид был какой-то странный и стрижка необычная. И пахло от него тоже странно.

– Я сегодня вышел из тюрьмы, Саша.

– Что? Из тюрьмы? Как это, Гарик?

– Вот так, говорят же – от тюрьмы и от сумы… А я все это поимел полной мерой… И тюрьму… И суму…

– Гарик, ты так шутишь?

– Какие шутки, это правда. Вот добираюсь домой… Полтора часа, как вышел из Бутырок. Но я страшно рад тебя видеть, это и вправду хороший знак. Веришь, я иногда думал там, кого бы хотел увидеть первым, когда выйду на волю. И отвечал себе – маму и Сашу. Но мама ждет меня дома. Я не хотел, чтобы она еще раз приезжала туда, хватит с нее. И вдруг ты… Слушай, как ты живешь, все еще с Глебом?

– Да. Конечно.

– Ну еще бы, такая любовь… Послушай, Саша, пойдем к нам, а? Мне немного не по себе. Пожалуйста, пойдем, хоть ненадолго…

Он схватил меня за руку, а я смотрела на него и почти не узнавала. Он раньше был такой уверенный в себе, такой сильный, а теперь…

– Ну хорошо, – не посмела отказаться я, – только ненадолго. Гарик, но почему? За что?

– Помешал кое-кому. Они думали, что достаточно меня просто припугнуть… Оказалось, недостаточно. Тогда посадили. Полтора года долой. Но им ничего не удалось доказать, ничего. Ладно полтора года еще не страшно, но чего это стоило маме… Мне даже жутковато идти домой. Вот тебя за собой и тащу…

Игорь Анатольевич Бестужев был старше меня на пять лет. Когда-то наши родители были соседями и дружили. Гарик всегда относился ко мне как к младшей сестренке, опекал и защищал во дворе, а когда я поступала в ГИТИС, даже трогательно пытался оказать мне протекцию, но мне протекция не понадобилась. А когда я влюбилась в Глеба, он вызвал его к себе и провел с ним беседу, все пытался объяснить, какое необыкновенное сокровище досталось ему.

Глеб же сделал из этого только один вывод – что Гарик в меня влюблен – и сходил с ума от ревности.

Но я всегда смотрела на Гарика просто как на старшего друга. А потом жизнь нас так закрутила, что мы перестали встречаться. Несколько лет назад кто-то сказал мне, что Гарик стал удачливым бизнесменом.

И вдруг эта встреча…

– Гарик, я вот только боюсь, что твоей маме может быть неприятно, если я приду. Она, наверное, не хочет сейчас видеть посторонних, не хочет, чтобы я знала…

Он вдруг резко остановился и внимательно посмотрел на меня.

– Да, возможно… Я как-то не подумал…