— Давай колись. Как ты с ним встретился?

— О, все очень просто. Сделал вид, будто случайно оказался рядом с ним на платформе метро. Он сразу узнал меня.

— И когда это было?

— Позавчера. Зашли в кафе пропустить по стаканчику. Вид у него далеко не блестящий. Землистый цвет лица. Заморыш да и только! Такое ощущение, будто перед тобой оплывшая свеча. Он опять остался без работы.

— Он объяснил тебе почему?

— А… Заявил, что нет никаких способностей к той работе, которой от него ждут. Так что опять пребывает в сплошной неясности.

Ронан закашлялся, потушил сигарету.

— Еще не совсем окреп. От дыма голова закружилась. Но рассказывай дальше. Он тебе говорил об анонимных письмах?

— Нет. А мне как раз неплохо было бы об этом знать. Тебе следует все-таки сказать мне, что там. Мне, конечно, приятно доставить тебе удовольствие, но всему есть предел.

Ронан зябко запахнул полы халата на коленях и улыбнулся.

— Бунтуем?

— Да нет! Речь о другом. Я ведь имею право знать, на какие глупости ты меня толкаешь. Эти письма как-то связаны с безработицей Кере?

Ронан по-дружески хлопнул Эрве по колену.

— Мсье не хочет пачкать ручки. Мсье ведь не торчал десять лет в тюряге!

— Послушай, Ронан…

— Хочу сразу тебя успокоить. Я написал совершенно безобидные вещи. «Тебя не забыли… О райских кущах можешь и не мечтать, все равно не попадешь…» Что-то вроде этого, так, позлить человека немножко. Ничего плохого, уж поверь мне. Сам подумай, стал бы я просить тебя относить эти письма на почту, если они и впрямь были бы компрометирующими.

Он рассмеялся и продолжил:

— А ты, я погляжу, не очень мне доверяешь? Небось думаешь про себя: «Этот хренов Ронан водит меня за нос!» Ну так вот, ты ошибаешься. Если негодяй Жан Мари сидит без работы, то я тут ни при чем. Ты, надеюсь, не хочешь, чтобы я его пожалел?

Эрве заколебался.

— Нет, нет, — проговорил он. — Но мне необходимо четко знать, куда я ставлю ноги. Ты хотел, чтобы я отправил письма. Пожалуйста. Ты хотел, чтобы я встретился с Кере. Пожалуйста. Теперь что?

— Продолжать в том же духе, черт возьми. Ты с ним встречаешься. Зовешь пообедать. Затем он ведет тебя к себе. Знакомит с женой. Ты ее соблазняешь. А потом трахаешься.

Ронан вытягивается на кровати и звонко, от души, хохочет.

— Извини, — бормочет он сквозь смех. — Поглядел бы ты на свою физиономию! Словами не передать. Ну, Эрве, даешь!

Отсмеявшись, он поднимается и говорит уже нормальным голосом, полушутя-полусерьезно:

— Ты ведь не сердишься, что я немного позабавился! Здесь так редко удается повеселиться. Итак, вернемся к нашему делу. Все, о чем я хочу тебя попросить — да мы уже говорили об этом, — рассказать мне, как живет этот подлец Кере. Тебе не надо быть шпионом. Или предателем. А всего лишь навсего свидетелем.

— Но зачем?

Ронан пристально смотрит в окно, в пустоту поверх крыш. А затем качает головой.

— Обыкновенная блажь, — шепчет он. — Трудно объяснить. Но меня утешает, когда я слышу, чем он занимается, о чем думает, что он безработный и что вид у него плачевный. Моя мать не раз повторяла, что несчастье одних людей делает счастливыми других. Моя мать сама, быть может, того и не подозревает, но она неглупая женщина! Несчастья Кере раззадорили мне аппетит. Вот! Ты ведь знаешь, ради кого я стараюсь, чью память я хочу почтить. Однако если тебе кажется, что я заставляю тебя делать что-то нехорошее, откажись.

— Понимаю, — ответил Эрве.

— Идиот! Ни фига ты не понимаешь. Да и никто не поймет. Я только прошу тебя быть со мной рядом, довериться мне и не судить строго. Ну что, ты откажешь мне в этой малости?

— Нет, раз ты меня не заставляешь…

— Да нет, конечно! Никакого насилия с моей стороны. Твоя совесть останется столь же чистой, что твоя голубица.

Ронан по-дружески облокотился на плечо Эрве.

— Послушай, старик, ты не переживай, — вновь заговорил он. — Не будь я такой развалюхой, я бы и сам справился, можешь не сомневаться. Спасибо, что согласился стать моим костылем. Через несколько недель, я надеюсь, мне уже не придется ни о чем тебя просить… Помоги мне немного…

Он оперся на Эрве и встал.

— Продолжай!

— Что продолжать? — не понял Эрве.

— Все, что знаешь. Мы остановились на анонимных письмах. Он тебе о них ничего не сказал. Ладно. А что еще? У него есть какая-нибудь работенка на примете?

— Нет! Ходит как в воду опущенный.

— Превосходно!

— Я ему намекнул, что мог бы помочь ему.

— Браво! А ты хотел от меня такое утаить! А ты действительно вознамерился…

— И да и нет.

— Ну ты просто прелесть! И да и нет! Очень на тебя похоже. Естественно, ты пообещаешь ему горы золотые, а сам палец о палец после не ударишь. Пусть помаринуется в собственном соку. Небольшой курс лечения обухом по голове еще никому не повредил. Уж кому-кому, а мне это хорошо известно.

— А если он сам найдет себе работу?

— Тебе сегодня только дай порассуждать. Ты мне доверяешь, да или нет? Найдет работу, ну и слава богу, тем лучше для него, но меня бы это сильно удивило. А его жена в курсе?

— О письмах? Откуда мне знать?

— Нет… Об остальном.

— Понятия не имею.

— Тебе следует незаметно об этом разузнать.

— Это столь важно?

— Очень. Но ты мне еще не все рассказал. Вот удивился, надо думать, когда тебя увидел! На его месте я бы просто ошалел. Скажи, он смутился, когда вы встретились?

— Ты знаешь, мне кажется, ему смущение не по карману.

Ронан погладил друга по головке.

— Отлично, Эрве. Мне нравится твоя формулировка. А ты уверен, что он не говорил обо мне? Какой- нибудь намек… Словечко вскользь.

— Нет. Это я ему сообщил, но без подробностей, что тебя освободили. Он, похоже, успел немного позабыть. И наше маленькое общество… И Кельтский фронт… все это уже дела минувших дней…

— Да это просто великолепно! — вскричал Ронан. — Погоди! Мы ему память освежим.

За дверью послышался тихий стук тарелок.

— Ронан!.. Ронан!.. Открой! Это мама.

— Она меня заставляет полдничать в четыре часа, как маленького, — ворчит Ронан. — Представляешь: поджаренные хлебцы, компот и салфетка вокруг шеи. Так что тебе лучше удалиться. Бебешка ест — подглядывать не смей! До свидания, старина, и спасибо тебе за все.