подбежала к ней и взяла ее на руки. Что бы ни случилось в Делфе, я не хотела, чтобы это видела маленькая девочка, моя сводная сестра. И я быстрым шагом направилась прочь, подальше от толпы.

Издалека я слышала голос пастора:

— Не оскверняйте это святое место бранью.

К моему удивлению, все замолчали. Я остановилась и ждала, что он еще скажет.

— Да, действительно, обвинения против этой женщины очень серьезные, и она ответит за все. Но не здесь и не сейчас. Мы оставим это на завтра. А сейчас идите по домам и молитесь Господу, чтобы он простил нам наши прегрешения.

Послышался недовольный ропот, но люди привыкли подчиняться и сделали так, как он велел. Я принесла Фейт к себе домой, она всю ночь ворочалась во сне и хныкала. Я тоже очень плохо спала и проснулась от запаха прогоревших углей.

Я, конечно, не смею винить Майкла Момпелльона за то, что произошло той ночью. Ни один человек, каким бы мудрым он ни был, какими бы благими намерениями он ни руководствовался, не может всегда обо всем судить здраво. В ту ночь он совершил роковую ошибку и заплатил за нее страшную цену.

Так как Брэнд и Роберт раскрыли преступления Афры, он поручил им до утра присматривать за ней. Но не предупредил их, чтобы они не вздумали сами наказывать ее. Парни так и кипели от злости, им не терпелось ей отомстить, так что, когда Роберт предложил эту идею, она показалась Брэнду вполне подходящей.

Роберт Сни был отличным фермером. Для улучшения урожая он собирал навоз из свинарника, смешивал его с соломой и закладывал все это в глубокую пещеру. Проделал желоб с краю пещеры и черпал оттуда перепревший навоз.

И вот в эту-то зловонную яму Брэнд с Робертом и бросили Афру. Позже, когда я увидела это место, я поверить не могла, что она продержалась там целую ночь. Там было глубоко, так что Афре приходилось вытягивать шею, чтобы зловонная жидкость не попала ей в рот. Ей, очевидно, пришлось призвать на помощь всю свою волю, чтобы не потерять сознание, иначе она бы утонула.

Женщина, которую они выволокли из ямы и притащили на следующий день на центральную площадь, была полностью сломленным, бормочущим что-то нечленораздельное существом. Молодые люди принялись отмывать ее, они выливали на нее ведро за ведром ледяную воду, но вонь так и не исчезла. Кожа у нее вся покрылась волдырями. Стоять она не могла и лежала на траве, свернувшись и хныча, как младенец.

При виде ее Элинор расплакалась. Майкл Момпелльон сжал кулаки и направился к Брэнду и Роберту, я даже подумала, что он их ударит. Брэнд стоял бледный как мел. Даже Роберт Сни, не такой чувствительный, как его друг, опустил глаза.

На площади собрались человек двенадцать, чтобы вершить правосудие над Афрой. Там был Дэвид, муж покойной Маргарет Ливседж, который наверняка вспоминал о разбитых надеждах его жены на могущество «халдейского заклинания». Пришла и Кейт Толбот, которая так и не смогла при помощи «абракадабры» спасти своего мужа. Пришли и другие, но, если Афра и обманула их тоже, они не хотели в этом признаваться.

Все эти люди пришли для того, чтобы потребовать строгого наказания для Афры. Но когда они увидели, какая она жалкая и несчастная, жажда мести в них поутихла. Пастор сел на корточки рядом с Афрой и тихо заговорил с ней. Он сказал, что она должна будет вернуть все деньги, которые выманила у людей, и наложил на нее епитимью. Трудно было сказать, понимала ли она, что он ей говорил. Пастор попросил отвезти ее домой на телеге. Мы с Элинор поехали с ней. Она была настолько слаба, что нам приходилось поддерживать ее с двух сторон. Она повторяла имя своей дочери, так что мы остановились у моего дома и забрали Фейт. Всю дорогу девочка сидела молча, прижавшись к матери.

Мы первым делом подогрели воду и попытались отмыть Афру, а потом хотели смазать ее волдыри мазью. Вначале она безвольно подчинялась, но потом, придя в себя, стала нас оскорблять и потребовала, чтобы мы убирались из ее дома.

— Афра, — тихо сказала я, — я тебя очень прошу, разреши мне забрать с собой Фейт на день или на два, пока ты не будешь лучше себя чувствовать.

— Ну уж нет, хитрая лиса! — завизжала она, схватив испуганного ребенка. — Я вижу тебя насквозь. Ты теперь мне не падчерица, ты зазналась. Вот кто теперь твоя семья! — указала она дрожащим пальцем на Элинор. — Эта бесплодная корова отнимет у меня моего последнего ребенка!

Элинор вся сжалась, схватилась за спинку стула, как будто вот-вот потеряет сознание.

— Я знаю, что вы задумали. Ты будешь говорить про меня гадости моей дочке! — кричала Афра.

Я подала Элинор знак, и мы пошли к выходу, а нам вслед неслись проклятия.

Я очень беспокоилась о Фейт и после обеда вернулась с корзинкой еды и мазью для Афры. Но она не открыла мне дверь и продолжала всячески обзывать меня, так что я просто оставила корзинку на ступенях и ушла. То же повторилось и на следующий день, и еще через день. Каждый раз я видела в окне Фейт, которая смотрела на меня грустными, как у взрослой, глазами. Но на третий день я Фейт не увидела. И когда я спросила Афру, где Фейт, она начала что-то распевать тонким голосом — слов было не разобрать.

Через два дня я решила пойти к Афре, когда стемнеет. Я надеялась, что она со сна потеряет бдительность и мне удастся узнать у нее, как там Фейт. Но Афра не спала. Еще издали я увидела в окне отсветы пламени, а подойдя поближе, смогла разглядеть, что Афра пляшет перед огнем. Она остригла волосы чуть ли не до корней. Приседая и подпрыгивая, она пронзительно верещала: «Аратали, ратали, атали, тали, али, ли-и-и-и-и-и-и-и-и-и!» Она воздела руки как в молитве, а потом сняла что-то с потолочной балки. Я вначале не поняла, что это. Видно было только, что предмет этот движется, что он… живой!

Должна признаться, что я тогда испугалась. Я не верю в колдовство, но верю в злые мысли — и в безумие. И когда змея выскользнула из рук Афры и обвилась вокруг ее талии, единственным моим желанием было бежать без оглядки.

Но я должна была забрать Фейт у матери, которая, очевидно, сошла с ума. Я заколотила в дверь и вскоре очутилась лицом к лицу с Афрой.

У меня перехватило дыхание от ужасного смрада. Еще не видя трупа, я поняла, что девочка давно мертва. А потом я увидела, что она подвесила Фейт, как куклу, к балке. Афра, видимо, пыталась закрасить ее почерневшую кожу со следами чумы какой-то белой пастой.

— Афра, пожалей дочку! Сейчас же отвяжи ее! Дай ей упокоиться с миром!

— Это ты говоришь о жалости? И где он, этот твой покой?

Она зашипела и бросилась на меня со своей змеей. Я обычно не боюсь змей, но тут, в свете огня, когда глаза гадины загорелись красным и она высунула свой раздвоенный язык, я пришла в ужас. И побежала прочь от этого ужасного дома.