очень забавно.

— Сколько еще до Тюрьмы Духов? — спросил я.

— Вы на полпути, — ответил он.

Девочка улыбалась. Светлые волосы падали с ее плеч. Бом, бом, бом, как пара именинных колокольчиков — вниз, отскакивая от камней и деревьев.

Я опустил малышку на землю рядом с пятном снега, прятавшегося в расщелине у большого пня. Девочка стала играть со снегом и потащила его в рот. Я вспомнил, о чем читал недавно в книге председателя Верховного суда Уильяма О. Дугласа. НЕ ЕШЬТЕ СНЕГ. ОН ВРЕДЕН ДЛЯ ЗДОРОВЬЯ И ВЫЗЫВАЕТ БОЛЬ В ЖИВОТЕ.

— Снег есть нельзя, — сказал я малышке.

Посадил ее на плечи, и мы двинулись дальше к Тюрьме Духов. Туда, куда после смерти попадают все немормоны. Все католики, буддисты, мусульмане, евреи, баптисты, методисты и медвежатники. Все, кто не был при жизни мормоном, оказываются в Тюрьме Духов.

1,5 мили — написано на табличке. Идти по тропе было очень легко. Но на берегу ручья мы ее потеряли. Я огляделся по сторонам. Я внимательно осмотрел оба берега, но тропа исчезла.

Может из–за того, что мы были живы. Трудно сказать.

Мы повернули назад и стали спускаться с горы. Вновь увидев снег, малышка заплакала и стала тянуть к нему ручки. У нас не было времени задерживаться. Становилось поздно.

Мы сели в машину и поехали обратно в МакКолл. Этим вечером разговор зашел о коммунизме. Мормонская девушка читала вслух книгу под названием «Голый коммунист», которую написал бывший шеф полиции Солт–Лейк–Сити.

Моя женщина спросила девушку, не кажется ли той, что книга написана под влиянием Высшей Силы, и нельзя ли считать этот текст в некотором смысле религиозным.

Девушка сказала:

— Нет.

В МакКолле я купил себе кроссовки и три пары носков. К носкам прилагался гарантийный листок. Я хотел его сохранить, специально положил в карман, но листок незаметно выпал. В гарантии говорилось, что если в течение трех месяцев с носками что–то случится, я получу новые. Мне тогда пришла в голову неплохая идея.

Я собирался выстирать старые носки и послать их вместе с этой гарантией по указанному адресу. Новые носки незамедлительно двинулись бы в путь через всю Америку, упакованные в конверт с моим именем и адресом. Мне оставалось бы только открыть конверт и надеть их на ноги. Новые носки бы очень хорошо там смотрелись.

Зря я потерял гарантию. Мне было очень обидно. Придется смириться: теперь никогда новые носки не станут нашей семейной реликвией. Во всем виноват потерянный листок с гарантией. Будущие поколения останутся ни с чем.

На следующий день после того, как я потерял листок, мы уехали из МакКолла и двинулись сначала вниз вслед за грязной водой северного притока Пайетт, а после вверх вдоль чистой воды ее южного притока.

В Лоумане мы остановились, выпили по клубничному коктейлю и поехали вдоль Чистого ручья к горной вершине — туда, откуда течет Медвежий ручей.

К деревьям у Медвежьего ручья кто–то прибил таблички с надписями: «БУДЕШЬ ЛОВИТЬ В РУЧЬЕ РЫБУ, ПОЛУЧИШЬ ПО ГОЛОВЕ.» Я не хотел получать по голове, поэтому удочки так и остались лежать в машине.

Появилось овечье стадо. Малышка стала смеяться, как всегда при виде животных. Точно так же она смеется, когда видит свою мать и меня голыми. Малышка смеялась, и мы выбрались из овец, словно самолет из облаков.

Примерно через пять миль после малышкиного смеха мы въехали в национальный парк Чаллис. У Равнинного ручья, мы впервые увидели Зубчатые горы. Вокруг вершин собрались тучи, и мы подумали, что, наверное, скоро пойдет дождь.

— Кажется, в Стэнли дождь, — сказал я, хотя никогда раньше не был в Стэнли. Легко говорить о Стэнли, если ни разу его не видел. Мы проехали мимо дороги к Кумжовому озеру. Очень хорошая с виду дорога. Улицы Стэнли оказались сухими и белыми — словно грузовик, доверху нагруженный мешками с мукой, врезался на полной скорости в кладбище.

Мы остановились у магазина. Я купил шоколадку и спросил, хорошо ли на Кубе ловится форель. Продавщица ответила:

— Чтоб ты сдох, коммунистический ублюдок.

Я взял у нее чек за шоколадку, чтобы списать потом эти деньги с налогов.

Старые добрые десять центов.

В магазине я так и не узнал о рыбалке ничего интересного. Люди там страшно нервничали — в особенности юноша, который складывал на полку комбинезоны. Ему оставалось еще не меньше сотни штук, и он ужасно психовал.

Мы пошли в ресторан, я съел гамбургер, моя женщина чизбургер, а малышка носилась вокруг нас, как черт на всемирной ярмарке.

Там еще крутилась девочка лет одиннадцати или даже десяти. У нее были накрашены губы, она громко разговаривала и, похоже, сильно интересовалась мальчиками. Девочка подметала ресторанное крыльцо, и это занятие очень ее веселило.

Потом она вошла в зал и стала играть с малышкой. Она очень хорошо с ней обращалась. Даже голос, когда она говорила с ребенком, звучал тише и мягче. Девочка сказала, что у ее отца инфаркт, и он не встает с постели.

— Ему не разрешают ходить, — добавила она.

Мы взяли кофе, и я стал думать о мормонах. Только сегодня утром, прощаясь, мы пили у них в доме все тот же кофе.

Кофейный запах расползался по комнатам, как паутина. Очень нелегкий запах. Он так и не стал частью религиозного экстаза, несмотря на то, что в Солт–Лейк происходит серьезная храмовая работа, и среди древних рукописей Иллинойса и Германии отыскиваются имена умерших родственников. После чего много храмовых дел еще предстоит совершить в Солт–Лейк.

Одна мормонская женщина рассказывала, что за день до того, как она должна была венчаться в храме Солт–Лейк, ее укусил в запястье комар; руку раздуло так, что на нее страшно было смотреть. Опухоль выпирала из–под кружев — даже слепой не мог не заметить. Она тогда ужасно расстроилась.

Женщина сказала, что ее всегда разносит после укусов солтлэйкских комаров. В прошлом году, когда она занималась в Солт–Лейке храмовой работой по делам умерших родственников, ее тоже покусали комары — тогда у нее раздуло все тело.

— Я ужасно расстроилась, — сказала она. — Стала похожа на дирижабль.

Мы допили кофе и ушли. На Стэнли так и не упало ни одной дождинки. До заката оставался примерно час.

Мы поехали к Большому Краснорыбьему озеру, до которого было не больше четырех миль, и очень скоро его нашли. Большое Краснорыбье озеро и лагерь на лесной лужайке штата Айдахо предлагали посетителям кучу удобств. Очень много народу расположилось там на отдых и большинство, судя по виду, надолго.

Мы решили, что слишком молоды для того, чтобы останавливаться у Большого Краснорыбьего озера; вдобавок тут брали пятьдесят центов в день, три доллара в неделю — почти как за отель для бездомных; и вообще, здесь было слишком много людей. Слишком много машин и туристов в вестибюле. Невозможно даже подойти к лифту, потому что проход загораживал десятикомнатный трейлер, в котором расположилось нью–йоркское семейство.

Откуда–то появилось трое детей — они тянули из бутылок барабанный бой и тащили за ноги бабушку. Бабушкины ноги были прямыми и крепкими, а задница билась о ковер. Дети уже успели порядком набраться, бабушка тоже не производила впечатления трезвой и кричала что–то вроде:

— Да здравствует новая Гражданская Война! Хочу трахаться!