С этого дня Бюиссон почти отказался от гуляний. Едва выйдя во двор на прогулку и сделав несколько шагов, он взбирался на дерево, усаживался на ветку и сверху взирал на все происходящее внизу. Один сумасшедший прилежно собирал камни, внимательно рассматривал их, вытирал о рукав, затем начинал их сосать. Другой бегал от стены к дереву и обратно, укладывая воображаемых противников очередью из воображаемого автомата. Затем, поднимая голову к Бюиссону, он сообщал ему с дебильной улыбкой на лице:

— Сегодня я уложил еще семерых.

Это был молодой человек с тонким, романтическим лицом и вьющимися каштановыми волосами. Его звали Рене Жирье, но в воровской среде у него было прозвище Рене Трость.

Однажды утром, сидя во время прогулки на ветви, Эмиль мрачно смотрел на сумасшедших, столпившихся под деревом. В отчаянии он неожиданно воскликнул:

— Господи, до чего же мне опостылели все эти психи! Боже, дай мне сил, я больше не могу…

Стоявший под деревом с воображаемым автоматом Рене Жирье поднял голову вверх. Глядя на Эмиля ясными и грустными глазами, он спокойно сказал:

— Мне тоже до смерти надоели все эти психи.

Таким образом Бюиссон и Жирье обнаружили, что они двое нормальных среди прочих свихнувшихся. Начиная с этого дня они стали самыми верными и пылкими посетителями часовни, расположенной при лечебнице. Они не пропускали ни одной заутрени, обедни или вечерни, исповедуясь и молясь с неиссякаемым рвением. Охранники и санитары привыкли видеть их бок о бок с опущенными головами, шепчущими свои молитвы. На самом же деле это были не молитвы, а обмен информацией, обсуждение возможных планов побега.

Все началось с того воскресного дня, когда санитар вызвал Бюиссона в приемную. Эмиль, ошарашенный, последовал за ним, пытаясь догадаться, кто бы это мог прийти к нему на свидание. Его ждала женщина, которую он не знал. Она была хорошо сложена и недурна собой, только вульгарно накрашена. «Шлюха», — подумал про себя Бюиссон. Она назвалась сестрой Бюиссона и, улыбаясь, наблюдала за ним. Ее звали Ивонной Бернету, но Бюиссон этого не знал. Она сказала ему:

— Поцелуй меня для проформы. Я подруга Нюса.

Нюс! При этом имени у Бюиссона сердце запрыгало в груди. Нюс был его старшим братом, высоким, крепким и отважным. На самом деле его звали Жаном-Батистом. Это он обучил подростка Эмиля взламывать и открывать замки, воровать, а позднее он научил его вскрывать сейфы и обращаться с оружием. Сначала они работали вместе. Именно тогда, а это было еще до войны, они заключили пакт о взаимовыручке: если кто-либо из них попадет за решетку, другой должен сделать все возможное, чтобы помочь ему бежать.

Нюс сдержал свое слово.

Эмиль поцеловал женщину, после чего они оба смутились. Ивонна пробыла у него всего десять минут, но успела передать ему, что Нюс и его друзья готовят побег Эмиля.

— В скором времени ты узнаешь об этом более подробно, — выдохнула Ивонна.

Неделю спустя Бюиссона снова вызвали в комнату для свиданий. На этот раз к нему пришел посетитель. Надо сказать, что для Эмиля это был настоящий сюрприз, причем совершенно непредвиденный. Сидевший перед ним мужчина был в хулиганской клетчатой кепке, а в петлице его пиджака красовался орден Почетного легиона. Невысокий, коренастый, с квадратной челюстью, приплюснутым носом и жестким взглядом. Звали его Роже Деккер. Эмиль познакомился с ним в тюрьме Клерво, где отбывал наказание за грабеж и где Деккер был его единственным другом в течение трех лет. Когда надзиратель отворачивался, Деккер едва слышным голосом сообщал Эмилю о проекте Нюса. Это были сведения, перемежавшиеся семейными новостями, о которых говорилось громким голосом.

— У твоей сестры Жанны все в полном порядке, а ее жених очень мил с ней.

— Жених?

— Да. Это Поль Брюто. Огромный детина, очень забавный. Они хорошо спелись. Просто удовольствие смотреть на них. (Затем шепотом: — Ты будешь уходить через кладбище.) А ты ничего не знал про Жанну? Тебе никто не говорил?

— Да, я кое-что слышал, — кивал головой Бюиссон.

— Ты знаешь, что Жанна полностью оглохла на одно ухо? (Затем шепотом: — Мы принесем лестницу.)

— Оглохла? А как это случилось?

— Это было в сорок втором, когда моряки взорвали свою посудину, чтобы она не досталась фрицам. Жанна жила тогда в Тулоне, на берегу моря. И барабанная перепонка не выдержала: что ты хочешь, был адский грохот!

— Эти моряки полные идиоты, — возмущенно заметил Бюиссон.

— Ничего, у Жанны, слава Богу, два уха, и второе слышит. (Затем шепотом: — Готовься, это будет очень скоро, мы сообщим тебе.)

Эмиль вернулся в камеру, думая о Роже Деккере и о предстоящем побеге.