душевной лености из вещей высокого уровня выкачивает их свойства и превращает в отходы. Курбатов — один из них. Разрушитель Красоты. Нет, он не мелок. Имя ему — легион…»
Глава семнадцатая
Кадавр Курбатова
Курбатову снилось, что он умер и, обретя крылья, с огромной скоростью делает круги над какой-то дорогой, затем над бескрайними полями. Внизу мерцают реки и дома. Плавно заходит солнце. Труп его лежит прямо на земле. Вдруг под ним переворачивается огромный люк, и он падает в разверзшуюся пропасть…
Титов со спецназовцами пока не прибыл. Ермолаев маялся во дворе уже час, когда увидел Курбатова, выходящего из подъезда.
«Как бы не упустить… Черт, телефона нет», — Ермолаев оглянулся и увидел таксофон.
Шапиро был дома.
— Записывай номер, скажешь — пусть группу захвата присылают в район стройки, он туда направился, — Ермолаев повесил трубку и быстро пошел вдоль стены. Темная фигура пересекла пустырь и скрылась в овраге.
«Не буду ждать спецназ — сам управлюсь», — решил Ермолаев и, уже не таясь, бросился вдогонку.
Каково же было его удивление, когда на краю оврага вместо Курбатова он обнаружил совсем другого человека, намного крупнее, хотя и тоже в черном пальто и шляпе. «Мать честная — Баскаков!..» — Ермолаев был ошеломлен, и не знал, радоваться ему или на всякий случай отойти подальше.
Баскаков увидел его, сунул руку в карман. «Сейчас достанет пистолет, — понял Ермолаев. — И мы меняемся ролями».
Ермолаев побежал зигзагами прочь, нырнул в арматуру и замер.
Послышались шумные прыжки Баскакова, которые перешли в размеренные хрустящие шаги. «А ведь у него оружие и куча времени, — с тоской подумалось Ермолаеву. — Вот он обследует местность, обнаружит меня и шлепнет, как запертую в клетке неподвижную мишень. И никто не узнает… Надо что-то делать». Он понял, что отсиживаться нельзя. Раз-два-три… Ермолаев выдохнул и резко вырвался наверх, став в боевую позицию.
Баскаков стоял слишком далеко. Он осклабился и стал приближаться, медленно направляя в грудь Ермолаеву пистолет:
— Ну что, доигрался? Ведь предупреждали тебя — не лезь на чужую территорию.
— Эй-ей, пого… — начал Ермолаев, попятился к краю оврага и ощутил странное движение почвы. Все вокруг закрутилось и он с хлюпом упал в жижу.
Это его и спасло. Баскаков удивился нелогичному исчезновению Ермолаева, на мгновение потерял ориентировку, бессмысленно потыкал во все стороны пистолетом и сделал несколько выстрелов по строительному мусору.
Съехав по мокрой глине на дно канавы, Ермолаев вскочил на ноги и бросился бежать. Теперь под ногами было твердо и сухо. Канава сошла на нет, и Ермолаев юркнул в пространство между жестяными гаражами. Краем глаза он успел заметить какую-то фигуру, показавшуюся из-за высокого куста: «Ну вот, еще один…»
Дальше был тупик. Оставалось только спрятаться за бетонный столб и ждать неминуемой развязки.
«Обложили, — с тоской подумал Ермолаев. — Фу ты, как глупо. Однако, в бою помирать как-никак веселее — хоть одного положу».
Он прислушался к приближающимся шагам и, выждав момент, выпрыгнул из-за столба.
Перед ним оказался Шапиро, который вовремя ловко пригнулся:
— Ну ты, блин, осторожнее.
Ермолаев расслабился и опустил руки:
— А Баскаков где?
— В Караганде.
— Остроумно. Сейчас явится, нельзя здесь оставаться.
— Верно рассуждаешь, — согласился Шапиро. — Значит, так. Сейчас туда, и сразу налево, где недостроенная стена. Оттуда можно уйти.
Ермолаев кузнечиком перепрыгнул торосы металлолома, бросился за стенку и замер. Сердце стучало ровно, как локомотив.
Подоспел Шапиро.
Что-то свистнуло, и Ермолаев почувствовал, что левая рука его онемела.
— Поздравьте меня, я, кажется, ранен, — сказал он, глядя на струйку крови, бегущую по ладони. — Ей-богу, теперь выхлопочу себе медаль. Посмертно.
— Ну-ка, покажь, — Шапиро бесцеремонно задрал ему рукав. — Э-э-э, батенька, да вас просто камешком посекло.
Действительно, пуля отбила от стены кирпичные осколки, один из которых вскользь задел Ермолаева.
— Не будет тебе нашивки за ранение, — констатировал Шапиро. — Разве за контузию.
— Да ладно, давай решать, как дальше жить.
— Ну, чего решать — я еще парень молодой выпячиваться и на амбразуру кидаться, — ответил Шапиро, прижимаясь к стене.
— А по книге твоей что выходит — от чего помрешь?
— От скромности.
— Ну так не скромничай и давай за ним, окружай, — сказал Ермолаев. — Вот я ранетый, и то сейчас пойду, только отдышаться надо.
— Да куда спешить…
— Ладно, сиди пока, — Ермолаев осторожно выглянул и пополз за куст.
— Подстрелят ведь.
— Да у него патроны кончились, я считал.
— А если запасная обойма?
— Вряд ли, не на маневрах же…
Шапиро смело подпрыгнул и подтянулся:
— Эге, их там двое. Второй — в черном плаще.
— Это Курбатов, — догадался Ермолаев.
— Остановились почему-то, назад смотрят. Там, в конце рельсов. Эврика!
Неподалеку на рельсах стоял небольшой подъемный кран на электрической тяге. Шапиро на четвереньках прокрался в кабину, что-то крутанул, кран вздрогнул и быстро поехал по рельсам. Шапиро соскочил с вытаращенными глазами и, согнувшись, вернулся за стенку.
Кран, лихо разогнавшись, ударился о тупик и со скрежетом завалился набок прямо на то место, где только что стояли Баскаков с Курбатовым.
— Кажись, он Курбатову стрелой прямо по спине шибанул, — восторженно констатировал Ермолаев. — Где ты так научился с техникой обращаться?
— Когда-то на стройке подрабатывал.
— Как Шурик?
— Как волк из «Ну, погоди»…
Шапиро опять подтянулся над стенкой и стал наблюдать.
— Поддержи-ка меня, а то упаду.
Ермолаев подпер его снизу.