всякий случай предпочитают искать их на стороне, чтоб не волноваться понапрасну…

— Как стервозная баба, — с неожиданной досадой добавил Шапиро.

— Хорошее сравнение.

— Да, и почти не хромает. Женщины на Западе о мужчинах такого мнения, что те — скотские натуры и думают лишь о том, как бы кого сексуально домогнуться. Мои же наблюдения показывают, что напротив — женщины это дело любят, и не меньше, но всегда могут повернуть так, что чуть ли не одолжение делают.

— Где это ты таких женщин видел?

— Да все там же. По моей теории, Запад — это субстанция женская. А женщина — существо западное. Она всегда ищет итог, а не процесс. Она метафизик, а не диалектик. Если видит мужчину — у нее перед глазами свадебные картинки, потом ползунки и подгузники, потом мебель и путевки, потом еще какая- нибудь фигня.

— Ну, у мужчины тоже развито образное мышление, — возразил Ермолаев. — Он может так явственно представить бутылку пива, что она материализуется… — он хотел пошутить, но вышло неубедительно.

— Мужчина — существо восточное. Бутылка — это не итог, а процесс. Любовница — это процесс. А для женщины любовник — это будущий муж. Который немедленно должен поговорить с женой, все ей объяснить и немедленно развестись. А что, собственно, объяснять? Дорогая, мол, вот нашел я себе отдушину, она не стесняется это самое…, ну то есть… Хотя дура дурой, и выдержать я ее могу не чаще раза в неделю, да только она на днях позвонит, и начнет плести чушь, так ты ее пошли подальше, да, собственно, я и сам ее послать давно собираюсь, утомила, блин. Ну, кожа гладкая, голос сексуальный — это я признаю, но жить с такой — уж извините, лучше уж со своей дражайшей как-нибудь перекантуюсь до крематория, недолго уж осталось мне, бедняжке, тут хоть знаешь, чего ожидать, а там, представляю, сколько скандалов и истерик еще ожидает, бр-р-р. Женщина была вылеплена из западной глины. Тут всегда — цель и средства ее достижения. А ради чего?.. И вообще, какие-то они все мордастые, эти американки, и рты у них огромные — ни дать ни взять капиталистические акулы.

— Ну ты даешь, — удивился Ермолаев. — Или недоперепил, или женить тебя надо, к чертовой матери.

— Ни-ни-ни, — замахал руками Шапиро. — Мы в детстве с Динкой дрались — я еще тогда решил, что никогда не женюсь.

— Логично, — согласился Ермолаев. — Я вот тоже никогда не женюсь.

— Э-э-э, а Динка как же, ей всю жизнь в девках ходить?

— М-да, — почесал затылок Ермолаев. — Об этом я как-то не подумал.

— Напрасно, гражданин начальник. Об этом думать никому не поздно и никогда не рано. А вообще сдается мне — собрался ты на другой жениться…

— На какой на другой?!. — Ермолаев даже привстал.

— А видели тут тебя с одной. Такая шатенка с косичками, молодая. Знакомая личность.

— Да ты опупел, братец! Она же еще в школе учится.

— Вот и видно, чему она там учится…

— Не пори жеребятину. И вообще — кто видел, когда и где?

— Не помню.

— Я ей просто помог… Да что я, в конце концов, оправдываюсь?!. - в сердцах воскликнул Ермолаев.

— Динка будет недовольна… — не слушая его, продолжал Шапиро.

— Да ее маньяк преследовал, вот на этой почве мы и столкнулись. А маньяка я найду, — Ермолаев нервно стал ходить по комнате. — Найду и вырву глаза, вот этими самыми руками.

— Вот как? Вырвешь? С чувством глубокого удовлетворения? Да вы, батенька, сам маньяк, да-с. Это ведь замкнутый круг получается. Зло порождает зло, и так далее.

— А сам недавно что говорил? «Зла не хватает» — кто говорил? Значит, бросить все и сослаться на волю божью? — с раздражением процедил Ермолаев.

— Нет, конечно. Спокойнее надо, спокойнее, рассудительнее. Есть же законы человеческого общежития. А то таких дров наломаешь… Эмоции здесь — не лучший союзник.

— Легко говорить.

— А ты успокойся и сам рассуди — можно ли поддаваться сиюминутному? Помнится, в тридцатых годах вот так же все бросились японских агентов ловить, в едином порыве. Прошли те времена, прошли. И не должны возвратиться. Вот смотри, — и Шапиро вытащил из под стола книгу.

— Эти мне книголюбы! Фантазейные сочинения оставь в покое, тут не изба-читальня… И времена эти не прошли, и не скоро пройдут. И не могу я рассуждать, когда уже терпения не хватает. Убивать надо сволочей — и все.

— Когда тебя лично касается, всегда побеждают эмоции.

— Почему лично, где лично?

— У вас ведь с ней что-то было?

— С кем?

— Да с той, с кем же еще.

— Да ничего не было, — возмутился Ермолаев. — И быть не могло, с ума ты спятил, что ли… Я же говорю… А потом она участвовала в моем расследовании, вот и все.

— А зачем ей это надо было, как ты думаешь?

— По-моему, это естественно. Ведь ты тоже всегда посодействуешь, я уверен.

— Я — из чувства долга и патриотизма, и немножко — из любви к приключениям.

— И она тоже.

— Сомневаюсь, — ответил Шапиро. — В ее возрасте Родина — это уютная комнатка с плакатами на стенах и попса из наушников. Американская, кстати.

Ермолаев промолчал.

Шапиро раскрыл фолиант:

— Вот, послушай, перевел я тут одну сказку. По-моему, интересно.

— Сказку, сказку… — пробурчал Ермолаев.

— Да, слушай. «Давно это было, когда земля наша была еще среди воды. Пошел один охотник по имени Хутха в лес и видит — стоит на том берегу реки Русский Богатырь. Сам величиной с гору, а на голове его — железная шапка, верхушкой небо протыкает. Выстрелил Хутха в него из лука, отскочила стрела от железной шапки. Испугался Хутха, понял, что не справиться ему с Русским Богатырем, побежал в лес и горько заплакал. Тут Ворон пролетал. Узнал он про беду, засмеялся и говорит — а ты его угощай и песни ему пой. Послушался Хутха, предложил Русскому Богатырю угощение. Русский богатырь ест и нахваливает, а Хутха песню ему поет. Слушал Русский Богатырь, слушал, да и заснул. А Ворон опять совет дает — вот, у Русского Богатыря ружье рядом лежит, возьми его и стреляй. Взял тогда охотник ружье и выстрелил. Пробила пуля железную шапку, и умер Русский Богатырь. А Хутха потом отдал за Ворона свою дочь, и пошел от их детей новый народ».

— И что можно сказать на основе прочитанного? — спросил Ермолаев.

— Вот что странно. В то время остяки не признавали убийства, — сказал Шапиро. — Стрелять в человека для них было невозможным. Вот и спрашивается — кто кому рассказывал сказки, местные приезжему иностранцу или наоборот?

— Погоди, погоди, ты говоришь — убить человека… А если этого Богатыря они воспринимали не как человека?

— Как монстра? — задумался Шапиро. — А это возможно.

— То-то и оно. Даже сейчас пресса умеет мозги промывать. А тут приехал интеллигентный ученый и давай проповедовать темным людям. Пару чудес показал — электрический фонарик там или еще что-нибудь — и дело в шляпе.

— Не так все просто, — ответил Шапиро. — Тут много интересного, и насчет чудес тоже. Я заметил несколько странностей насчет этой книги…

— Да разве книга может сотворить настоящее чудо? — перебил его Ермолаев. — Сколько же можно ныть и искать легких путей? Только и слышим пошлость на пошлости: «хотели как лучше, а вышло как