— Сейчас это модно.
— Я вас внимательно слушаю.
— За сто долларов в час каждый станет внимательно слушать.
— У вас остается всего пятьдесят одна минута.
Короткая пауза. Тимми, похоже, слегка расслабился. Карла повертела в руках блокнот, машинально притронулась к скрытой в подлокотнике кресла кнопке включения диктофона на запись, намотала на палец прядь волос. Звонок Стивена взволновал ее больше, чем ей бы хотелось. Ей даже пришлось напомнить себе, что она получает немалые деньги отнюдь не за то, чтобы в рабочее время размышлять о своих проблемах, и о проблемах бывшего мужа, с которым она развелась и который, если его спровоцировать, может устроить поджог.
— Я выбрал вас потому, что вы занимаетесь архетипами.
Тимми все же ответил на ее вопрос.
Начитанный мальчик. Развитый не по годам.
— Да.
— Но возможно такое, чтобы подвергнуть анализу сам архетип? Вот что мне надо выяснить, поэтому я и пришел. — Он говорил так серьезно и в то же время — так по-детски.
— Что вы имеете в виду?
Он что — смеется над ней?
— Я имею в виду, — продолжал он все так же серьезно, — что если некая сила, некий образ из коллективного бессознательного вдруг сфокусируется и обретет объективное бытие… скажем так, воплотится в жизнь?
Она не поверила своим ушам. Мальчики его возраста так вообще не говорят. В душе шевельнулся страх, но она задавила его в зародыше.
— Мне бы хотелось понять себя, — сказал мальчик. — И в первую очередь — научиться жить со своим одиночеством.
Карла слегка успокоилась. Разговор пошел о вещах, ей знакомых. Вне всяких сомнений громкая слава, которая валом обрушилась на него, вылилась в паранойю и пробудила глубинные детские комплексы. В частности — комплекс незащищенности. Она молча слушала, не желая давить на него.
— Как вы считаете, есть у человека душа?
— Эй, послушайте. Здесь я психиатр.
— Так есть или нет?
— В каком смысле, религиозном?
— У вас есть душа?
— Ну, в каком-то смысле… Карл Бег верил в существование души…
— А где доказательства, женщина? Если сейчас я вспорю тебе грудь, оттуда выйдет душа или нет?
…Все-таки интуиция не подвела. Что-то такое в нем было. Что-то очень серьезное. Карла сидела тихо, не желая прерывать ход его мыслей.
— В каком-то смысле я сам архетип, — продолжал он. — У меня нет души. Я существую и как бы живу только вашими страхами, вашими самыми сокровенными фобиями. И поэтому я одинок. И это не просто чувство отчуждения. Это именно одиночество. Страшное одиночество.
— Я не понимаю.
— Я вампир.
Спокойно, сказала она себе. Не выдавай себя.
— То есть песня «Вампирский Узел»…
— Метафора и не более того. Понимаете, я собираю модели поездов… у меня дома большая коллекция, я вам как-нибудь покажу. — Он обезоруживающе улыбнулся и тряхнул головой, чтобы отбросить волосы с лица. И на секунду Карле показалось, что она разглядела другое лицо. Глаза, сверкающие, как кристаллики льда. Холодные, страшные. По-настоящему страшные.
— Вы видите сны? Анализируя сны, многое можно понять. — Она потакала ему, чтобы он разговорился.
— Никогда.
— А все обязательные атрибуты… чеснок, распятия, выходить только ночью, родная земля, текущая вода?
Он рассмеялся высоким и чистым, совсем детским смехом.
— Кто я, по-вашему? Лугоши, Ли, Лангелла [5]?
— Я не знаю. Вы мне скажите.
— Сейчас век безверия. Символы без веры теряют силу, и их влияние на меня убывает.
Снаружи, в приемной, зазвонил телефон. Черт, подумала Карла. Не буду брать трубку.
— Эти фильмы, которые так увлекают вас, смертных, — продолжая Тимми, — основаны только на мифологии. А я никакой не миф, миссис Рубенс. Я — квинтэссенция всех самых глубинных человеческих страхов, конечное воплощение их представлений о предельном отчуждении. Вот почему я теперь стал реальнее, чем когда бы то ни было. Вот почему меня мучает голод, какого я никогда не испытывал прежде…
Карла невольно поежилась.
— …потому что впервые за все это время меня увидели миллионы. Дети мне поклоняются, как божеству. Взрослые вожделеют меня.
Этот чертов телефон!
— Женщина, посмотри на меня! — Такой повелительный голос. Неодолимый. — Ты мне веришь. Должна мне верить, потому что твое подсознание — тоже часть этой силы, которая вызвала меня в мир…
…телефон все звонит и звонит…
— Простите, я на минуту. — Карла срывается с кресла, бежит в приемную, захлопывает за собой дверь и хватает трубку. — Алло, алло. — Она никак не может отдышаться. Этот ребенок… тяжелый случай. За таких пациентов она не берется. Депрессивный психоз — это одно. Но здесь уже явная шизофрения. — Алло.
Она уже взяла себя в руки. Она очень умело скрывает свое беспокойство.
На репетиции он несколько раз бегал к себе в гримерную — где был телефон и где никто не стоял над душой — и пытался звонить своей бывшей жене. Он начинал набирать номер, но всякий раз леденящий страх сковывал его пальцы, и он отгонял его, проигрывая в уме ритмические удары молотов по наковальням из третьей сцены «Золота Рейна»: дум-ди-дум да-да-да дум-ди-дум дум-ди-дум да- да-да дум-ди-дум…
Уже потом — в другом гостиничном номере и совсем в другом городе — он выложил на стол свою записную книжку и старые газетные вырезки и принялся их разбирать. Он давно уже перестал собирать вырезки из газет и программки концертов. Но именно эти уже пожелтевшие вырезки — из времен первых его выступлений — он постоянно возил с собой. Как талисман на счастье.
Он нашел, что искал, и долго и мрачно разглядывал эти кусочки бумаги. Потом заказал в номер полбутылки водки. Он даже задумался, а не сжечь ли весь этот хлам. Можно выключить свет и смотреть на пламя… но он лишь поднял телефонную трубку и набрал номер.
— Карла?
— Иди ты к черту, у меня пациент!
— Он.
Он едва не выронил трубку — так у него тряслись руки. Пришлось прижать ее к уху плечом.
— …послушай, он действительно полоумный… или просто хороший актер… но случай действительно интересный, и мне бы хотелось скорее…
— Карла, мне нужно его увидеть. Ты можешь устроить нам встречу?
— Что?! Ты мне звонишь и просишь устроить тебе встречу с моим пациентом — с человеком, с которым ты даже не знаком?!
— У тебя странный голос. Похоже, ты чем-то встревожена. Это нервирует, правда? Когда тебе кажется, будто он тебя гипнотизирует… взглядом, голосом.
— Откуда ты знаешь? — выдыхает она с тревогой.