они говорить красиво и трогательно! Впору советовать им дамские романы писать. Вот только алиби устанавливают на момент происшествия, а вовсе не на время, отстоящее от событий на три часа. Да и не пытался Эдвард обратить на себя внимание. Его вопрос о времени был обычным вопросом, который задают люди, желающие избавиться от непрошенных помощников. Зачем же он выходил из номера? Ответ очень прост: в номерах отеля не было телефонов, единственный телефон находился неподалеку от клерка.

Рано утром просмотрев толстенную стопку нью-йоркских и бостонских газет — не искал ли он там сообщения от похитителей? — Кеннеди вновь отправился на Чаппакуидикк. Там, поблизости от парома, он несколько раз пытался дозвониться до Стива Смита и юриста Берка Маршала, но на другом конце провода никто не брал трубку. Если верить официальной версии, совершенно непонятно, зачем Эдварду понадобился Смит, он же не был юристом. Но, принимая версию с похищением, можно без труда найти ответ — Стив Смит управлял имуществом клана Кеннеди и именно ему могли предъявить требования о выплате денег.

Попытки Эдварда продолжались 20 минут, а в это время его автомобиль уже был извлечен из воды, был обнаружен и труп Мери. И тут к Кеннеди подошел пожарный Беттанкур:

— Господин сенатор, — проговорил он, — Из воды извлекли вашу машину…

«Вот почему мы не нашли ее, — мог подумать Кеннеди, — о воде мы позабыли».

— … в ней труп девушки, — продолжал Беттанкур. — Вас подвести к мосту?

Эдвард какое-то время молча смотрел на собеседника, потом ответил:

— Нет, спасибо, мне надо вернуться в город.

Именно в этот момент он впервые узнал, что же произошло. И когда паромщик поинтересовался, слышали ли они о катастрофе, Гарган совершенно искренне ответил:

— Да-да, только что.

До этого кошмарного момента все видели Эдварда таким же как обычно. Что бы он потом не утверждал о своей растерянности, в ту ночь Кеннеди действовал четко и последовательно, и его друзья безоговорочно подчинялись его распоряжениям. Правда, на суде Джо Гарган весьма красочно описывал состояние Эдварда после катастрофы: «Сенатор Кеннеди был очень взволнован, совершенно выведен из равновесия, и он использовал это выражение, которое мне случалось слышать и раньше — «Можешь ты поверить, Джо, можешь ты поверить, я не верю, я не верю, что это могло случиться, я просто не могу поверить».

По всей видимости, Эдвард и вправду говорил нечто подобное, только вовсе не ночью. Узнав от пожарного о гибели девушки, переправившись обратно на остров Мартас-Винъярд и убравшись с глаз паромщика, Кеннеди мог, наконец, позволить себе выразить боль и потрясение. Ему не сразу удалось прийти в себя. Ему потребовалось на это больше часа. Как иначе объяснить тот факт, что в полицию Эдвард явился только в 9.50? Ко всему прочему ему надо было решить, как объяснить случившееся в полиции.

Иоахим Йостен уверял, что решение Кеннеди объяснить все выдуманной автомобильной катастрофой было ошибкой, хотя опасения Эдварда, что ему не поверят, расскажи он правду, были в чем-то обоснованы. Вот, что он писал: «…как он мог заставить поверить в это покушение других? Заговорщики бесследно исчезли, в темноте он едва видел их лица, он не мог выдвинуть ничего конкретного… А видимые травмы, которые «вынес» Кеннеди из этого нападения? Ведь они так явно свидетельствовали, что он был избит… Разве они не могли рассказать правду, как-то помочь ему? Да, но (что также трагично, как и весь случай) в этот момент Кеннеди не имел ясного представления о том, что его травмы так заметны… Он находился в состоянии оцепенения и вряд ли чувствовал боль…»

Из всего этого пассажа согласиться можно лишь с одним: Эдвард Кеннеди действительно не отдавал себе отчет, что ему необходим врач. Позднее его друг и адвокат Берк Маршал подтвердил это. Но вот была ли ложь Кеннеди ошибкой? Вряд ли. Иначе зачем Эдвард так старался скрыть участие в деле Гаргана и Маркема? Боялся за них? Но кого он боялся больше: преступников или властей? Скорей уж преступников. Как он мог надеяться на власти, если они не смогли защитить президента США, кандидата в президенты и многочисленных свидетелей, которые пытались говорить правду об их убийстве? Правда, очень скоро он понял, что умалчивание о друзьях ни к чему не приведет, слишком много людей знало об их отъезде из коттеджа вместе с ним, но он постарается постоянно подчеркивать, что они не знают подробностей случившегося, и потому их не за что преследовать. Ни властям. Ни преступникам.

Конечно, вся эта история вызывает еще несколько вопросов. Например, каким образом преступники расставили Эдварду ловушку, и почему он ощущал чувство вины, если был ни в чем не виноват?

Постараюсь ответить на эти вопросы. Иоахим Йостен заявлял, что среди участников вечеринки был предатель, хотя оснований для подобных подозрений нет. В момент отъезда Кеннеди и Копечне все оставшиеся гости были на глазах друг у друга, у них не было возможности предупредить неизвестных преступников. Не проще ли предположить, что Кеннеди и Копечне отправились на заранее назначенную встречу, поэтому Эдвард и смог точно назвать время трагического происшествия — 11.30.

У преступников Мэри провела более часа, должно быть они хотели допросить ее. Она была предана Роберту Кеннеди, она много знала, ее ближайшая подруга Нэнси Лайонс, с которой она делила квартиру, работала на Эдварда, а другая подруга, Сюзен Танненбаум, работала у нью-йоркского конгрессмена Элларда Лоуэнстейна[29], который как раз начал независимое расследование убийства Роберта. Кто знает, не рассчитывали ли Кеннеди и Копечне узнать что-либо о его смерти?

Вполне понятно и чувство вины Эдварда. Направляясь в аэропорт в тот кошмарный день, он все время повторял: «Что же случилось?» Действительно, что? Он мог спросить себя, не потому ли Мэри была убита, что он не пожелал послушно дожидаться известей от похитителей, а постарался разыскать девушку? Не его ли старания довели ее до гибели? Подумайте об этом, и вы поймете, что чувство вины было ему гарантировано. Или же он должен был решить, что преступники с самого начало хотели убить мисс Копечне, чтобы свалить это преступление на него. И что ни в чем не повинная девушка погибла только потому, что на свою беду была предана его семье. И в этом случае Эдварду было не избежать чувства вины.

Впрочем, Чаппакуидикк нанес ему и другие удары, которые еще больше усугубили это чувство. В сентябре накануне начала следствия у его жены Джоан случился выкидыш, а в декабре скончался сам патриарх клана — Джозеф Кеннеди. Собственно говоря, у Эдварда не было оснований винить себя за смерть отца или случившееся с женой (Джозеф был уже в весьма преклонных годах и был тяжело болен с 1961 года, а у Джоан и раньше случались выкидыши, так что вряд ли именно Чаппакуидикк подорвал их здоровье), но сенатор принял на себя и эту вину. В его волосах стало больше седины. Он перестал быть веселым Тедди. И все же…

Как сказал Артур Шлезингер-младший «С Чаппакуидикком в душу Эдварда Кеннеди вошла сталь». И многим людям, в том числе людям Джона и Роберта, в этом вскоре пришлось убедиться. Эдвард больше не желал признавать главенство людей, которые не оказали ему никакой поддержки в несчастье. Как писал Б. Херш, он «лишился почтительности младшего брата перед другими людьми, перед их прихотями и представлениями». Он объявил себя капитаном. И им пришлось это признать.

22 февраля 1970 года в свой тридцать восьмой день рождения Эдвард Кеннеди объявил, что вновь будет добиваться избрания в Сенат США. Заявление Эдварда не было неожиданностью. По мнению избирателей, сенатор мог даже вновь рассматривать возможность баллотироваться в президенты США, если и не в 1972 году, то в 1976.

И, тем не менее, столь радужные перспективы оказались преждевременными. Знаменитый доклад судьи Бойла[30] основательно охладил восторги поклонников Кеннеди по