помогать ей целиться молотком по шару, касаясь при этом ее рук, – и она будет вновь и вновь промахиваться от волнения, – или сидеть на веслах, любуясь солнцем, пробивающим кисею ее зонтика и завитки волос на шее, – и она обязательно брызнет в вас водою…
Так что может быть лучше, прекраснее дачного летнего утра, с его негой, с его особенным счастьем? Вы слышите? От станции за рощей донесся свисток «кукушки», самовар заводит свою песню… Неужели же вы не знаете этой дачной прелести?
Сергей Васильевич Зубатов отпил чаю из чашки и посмотрел с балкона вниз. Была та самая пора позднего летнего утра, когда становится понятным – только человек, неспешно пьющий чай на балконе или на веранде загородного дома, есть единственно познавший всю прелесть жизни.
– Что там наши марсиане? – Сергей Александрович предпочитал чаю кофе; тоже сделав глоток, он посмотрел на лужайку перед флигелем, в котором вчера он предложил заночевать засидевшимся допоздна гостям. Да и не зря – ведь уже и после того, как гости из будущего отправились в отведенные им комнаты, он еще несколько часов изучал вместе с Зубатовым папки с накопившимися за эти дни материалами.
– Начинают просыпаться. Вот, Николай, как всегда, раньше всех встал, – под словами «раньше всех» Зубатов понимал, конечно же, «раньше всех из потомков».
– Это он учился там, в будущем, в гимнастическом институте?
– В институте туризма и гостеприимства. Прогулки в горы в альпийском вкусе, бухгалтерское дело в гостиницах…
– Просто поразительно – институт гостеприимства. Да, профессор Угримов, отчет которого вы мне вчера показывали, совершенно прав. Если бы он был нашим современником, то скорее можно было бы услышать, что он юнкер. Ну, или хоть по почтово-телеграфному ведомству…
– Возможно, причина в том, что в будущем развлечения просто необычайно важны. Важны до такой степени, что голь, забитый в ворота противника хавбэком в футбольном состязании, в будущем гораздо важнее политических заявлений. Капитан Шилов, который приставлен мною к Петрову и Нечипоренко, уже изложил ряд соображений по вопросу пропаганды спорта. Думаю, что…
– Да, безусловно, – генерал-губернатор нетерпеливо перебил его, – если студенчество будет гонять мяч по полю вместо организации противуправительственных выступлений, то это существенно облегчит нам жизнь. Но институт, в котором обучают устройству отдыха и развлечений, – это просто уму непостижимо, все равно что объявить цирки Саламонского и Чинизелли частью Московского и Петербургского университетов…
Сергей Васильевич не стал возражать, предпочитая пить хороший чай и оставляя хозяину имения высказывать свои соображения. Ведь на самом деле умение слушать и думать, действовать же обдуманно и оттого всегда правильно – это именно то, что позволило ему подняться от бывшего студента-либерала до главы Московского охранного отделения.
– Это ваш Шилов сейчас курит вместе с Петровым? – Сергей Александрович кивнул на подтянутого мужчину лет тридцати, одетого ванькой, только что без армяка, – Вижу, ваши люди довольно плотно опекают наших потомков.
– Ничего не поделаешь, – Зубатов вздохнул, – и дело даже не в том, что это позволяет непрерывно узнавать что-то новое из множества фраз и замечаний в самых простых разговорах гостей из будущего. Дело в том, что они совершенно беспомощны в простейших мелочах, начиная от бритья и заканчивая газовыми рожками. Хорошо, что у вас здесь проведено электричество, – нам уже пришлось тушить небольшой пожар. И, простите за интимную подробность, но, по словам жены Шилова, присматривающей за девушками, только одна из них смогла вчера самостоятельно надеть корсет. По ее словам, это э-э-э… «готично»…
– Просто поразительно, – Сергей Александрович вспомнил, наконец, о своем кофе и сделал глоток. – Мне сейчас пришла в голову мысль, что в Петербурге надо будет отказаться от этих студенческих тужурок и одеть их соответственно моде будущего. Нет-нет-нет! – поспешно остановил он собравшегося возразить Зубатова, – разумеется, никаких полупрозрачных сорочек, обнаженных лодыжек и тому подобного. Должны же быть у них в будущем и более пристойные виды одежды. Поверьте мне, Сергей Васильевич, у Николая и остальных, как и у меня, от необходимости увидеть за студенческой тужуркой человека из будущего поначалу будет только ненужное сомнение. Но, я надеюсь, наш выдающийся химик Зелинский не изрежет в клочки всю их одежду ради своих опытов? Право слово, забавно будет увидеть, как Александра чопорно подожмет губы при виде той же Светланы Волковой в брюках из синей парусины и легкой сорочке…
– Я полагаю, она будет не одинока в поджимании губ… – Зубатов улыбнулся.
Их беседа была прервана появлением генерал-губернаторского адъютанта Мартынова.
– Что такое? – Сергея Александровича встревожило необычайно серьезное и невеселое лицо любимца.
– Сергей Александрович, только что доставлено из Москвы, – адъютант протянул депешу, – в Абастумани скончался Великий князь Георгий Александрович.
– Когда? Как? – генерал-губернатор вскочил на ноги.
– Позавчера, сообщили о смерти от чахотки.
– Ну почему, почему сейчас! Мария Федоровна, у нее были определенные планы относительно Николая и Георгия… Сергей Васильевич, сведения наших гостей относительно слабости Ники во время будущего мятежа должны были существенно повлиять на принятие решения вдовой моего брата. И уж тем более то, что они сообщили об Аликс… ведь половина его решений – это ее решения… Не стойте, немедленно телеграфируйте в Петербург о том, что через два дня я приеду, – Сергей Александрович махнул на адъютанта рукой, – ступайте немедленно. Что же делать?!
– Есть и Великий князь Михаил, – подсказал Зубатов, – теперь Ее Величество вдовствующая императрица будет решительнее действовать в пользу младшего сына.
– Мише уже двадцать один год, вы правы, вы правы. Когда пять лет назад Николай сел на престол, Мария Федоровна взяла с него слово, что он впоследствии уступит его брату, но Аликс… Да, вы решительно правы. Конечно, отношение Марии Федоровны ко мне нельзя назвать идеальным, однако теперь все переменится… Готовьтесь выехать со мною и нашими гостями в Петербург, за два дня необходимо все подготовить. Сейчас я извещу Эллу, а вы отправляйтесь к нашим гостям, им предстоит весьма важное дело…
– Не, ты название станции видел, а? Петровско-Разумовская, прикинь!
– Во, блин, прикол! Так это мы еще внутри МКАДа?
– Какого МКАДа, дурак, его еще нету. Анжи, помнишь мы весной в Тимирязевку ездили, к тебе какой-то старый дед-художник клеился, позировать предлагал?
– Господа, господа, пройдемте в вагон! – капитан Шилов явно нервничал. То, что задумывалось как спокойная поездка на подмосковную станцию, где будет ждать вагон, который затем вместе с салон- вагоном генерал-губернатора прицепят к вечернему поезду – спокойно, аккуратно, без привлечения внимания, – начинало превращаться в ярмарочный балаган с Петрушкой. Разве можно полагать не привлекающей излишнего внимания группу молодых людей, шумно жестикулирующих и смеющихся невесть над чем? Добро хоть заранее предупрежденные дежурный по станции и жандарм старательно отворачивались от шумной компании, но как быть с дачниками, традиционно вышедшими к поезду, да с парой молодых приказчиков, явно заинтересовавшихся барышнями, весело хохочущими вместе с молодыми людьми? В очередной раз повторив про себя мучивший его вопрос – зачем же он согласился быть опекуном, – Шилов стал уже буквально подталкивать всех к вагону. Никогда, никогда, повторял он про себя, не согласился бы я на особое поручение Зубатова. Отставка без пенсии – и то была бы меньшим наказанием…
– Пройдемте же в вагон, господа!..
– А ничего так вагончик, диваны мягкие. А снаружи 26 – сарай-сараем.
– Только я сразу говорю – на вторую полку не полезу!
Шилов глубоко вздохнул. Чуяло его сердце, что и в вагоне не будет ему успокоения, зря он тешил себя надеждой хоть на десяток-полтора часов относительного спокойствия.
– В первом купе, оно же купе проводника, уже сложены ваши вещи, – начал объяснять он, стараясь не обращать внимания на ломоту в висках. – Вы, Светлана, а также Аня и Катя, займете второе и третье купе.
