— Где же Апачан и его колесницы? — спросил фараон, и я посмотрел на тот «палец Гора», который стоял ближе к реке. Мне пришлось напрячь зрение, чтобы различить маленькие цветные лоскутки, двигавшиеся на башне.

— Апачан разместил пять отрядов в центре и шесть в резерве. Они прячутся за стенами города.

Я прочел сигналы шпиона, которого поставил на самую высокую из трех башен. Оттуда он сможет наблюдать за ходом сражения с высоты птичьего полета.

— Пять отрядов и шесть отрядов. Получается одиннадцать, Тата, — проворчал царь.

— А желтый душитель? — откликнулся я. — Он вывел на поле боя всех лошадей, какие еще держатся на ногах.

— Клянусь Гором, было бы хорошо, если бы ты оказался прав. Надеюсь, Апачан не приготовил нам какойнибудь сюрприз, — он коснулся моего плеча. — Однако кости брошены, их уже поздно менять. Мы должны сыграть эту партию так, как позволили боги. Поехали на смотр.

Я взял вожжи и выкатил свою колесницу перед войском. Царь показывал себя воинам. Его присутствие придаст им силы и бодрость. Я быстрой рысью вел колесницу вдоль передних рядов. Утеса и Цепь вычистили и расчесали им гривы, их шкуры блестели при солнечном свете, как полированная медь. Царскую колесницу украсили тонким золотым листом. Это была единственная уступка, на которую я согласился в своем стремлении к легкости.

Кузнецы молотками выковали лист тоньше папируса, и колесница потяжелела всего на сотню дебенов, однако вид у нее был ошеломляющий. Враг ли, друг ли смотрел на нее, у него не возникало сомнений, что перед ним колесница фараона, и в одних это вселяло мужество, а на других наводило страх. На высоком и гибком бамбуковом древке развевался синий вымпел, и воины приветствовали нас, когда мы проезжали мимо них.

В тот день, когда мы оставили Кебуи и началось Возвращение, я дал обет не стричь волос до тех пор, пока не принесу жертву в храме Гора в центре Фив. Теперь волосы мои отросли до пояса, седые пряди я закрасил хной, завезенной из земель, расположенных за рекой Инд. Огненно-золотая грива оттеняла мою красоту до совершенства. Я надел простую накрахмаленную юбку из белейшего полотна, а на груди у меня сверкало «Золото похвалы». Я не хотел отвлекать внимание от молодого фараона, поэтому не использовал грима и других украшений.

Мы проехали мимо отряда шилуков-копейщиков. Великолепные кровожадные язычники, как скала, держали центр нашего войска. Они приветствовали нас криками: «Каян! Тан! Каян! Тамос! » Страусиные перья их головных уборов волновались, как буруны порогов, когда они поднимали к небу копья, приветствуя нас. В самой гуще черных воинов я увидел Крата, он что-то кричал. Его слова потонули в реве десятков тысяч голосов, но я прочел по губам: «Мы с тобой еще напьемся до рвоты в Фивах, старый хулиган».

Шилуки расположились в глубину ряд за рядом и отряд за отрядом. Крат неустанно обучал их борьбе с колесницами — я помог ему разработать приемы. Помимо длинных пик, у каждого черного воина была связка дротиков и палка с кожаной петлей для их метания. Перед собой они вставили в землю заостренные деревянные колья, которыми ощетинились передние ряды. Колесницам гиксосов придется прорываться через этот колючий барьер, чтобы добраться до них.

Египетские лучники расположились позади, готовые пробежать вперед между их рядами или отступить назад, как того потребует ход сражения. Они высоко подняли свои изогнутые луки и закричали фараону:

— Тамос! За Египет и Тамоса!

Фараон надел синюю военную корону с золотым кольцом уреи надо лбом и золотыми головами стервятника и кобры, знаками союза двух царств, глаза которых были выполнены из драгоценных камней. Он отвечал на приветствия, поднимая голубой меч.

Мы развернулись перед левым флангом, но, прежде чем отправиться обратно, Мемнон остановил меня, положив руку на плечо. Некоторое время мы вместе осматривали поле боя. Гиксосы уже двинулись вперед. Их передние ряды были вдвое длиннее наших.

— Как гласит твой трактат, Тата, — процитировал он, — осторожно обороняйся, пока враг не увязнет в сражении, а затем стремительно и смело атакуй.

— Ты хорошо запомнил урок, господин.

— Без всякого сомнения, нас охватят с флангов, и Апачан сразу бросит в бой пять отрядов колесниц.

— Я согласен с тобой, Мем.

— Но мы знаем, что нужно делать, правда, Тата? — Он хлопнул меня по плечу, и мы отправились назад, туда, где позади пехоты стояли наши отряды колесниц.

Ремрем возглавлял первый отряд, Аст — второй, а вельможа Акер — третий. Гун только что присвоили звание лучшего из десяти тысяч, и теперь бывший сотник командовал четвертым. Два отряда шилуков охраняли наш обоз и запасных лошадей.

— Посмотри-ка на этого старого гончего пса, — Мемнон кивнул в сторону Ремрема. — Так и рвется вперед. Клянусь Гором, еще до заката я научу его терпению.

Мы услышали звуки труб в центре наших войск.

— Начинается, — Мемнон протянул руку вперед, и мы увидели темные ряды колесниц гиксосов, приближающиеся к нам в туче пыли. — Да, Апачан пустил на нас свои колесницы.

Он поглядел на наши отряды. Ремрем поднял меч.

— Я готов, ваше величество! — горячо воскликнул заслуженный воин, но Мемнон словно не заметил его и дал знак вельможе Акеру. Третий отряд пошел следом за нами колонной по четыре колесницы. Сам фараон вел его.

Колесницы гиксосов тяжело и величественно катились на нас, нацеленные на центр наших войск. Мемнон повел отряд наперерез врагу, и тонкая колонна протянулась между ордой и нашей пехотой. Потом по его знаку все развернулись грудью к врагу и понеслись вперед. Маневр казался самоубийственным и бессмысленным, как нападение хрупкой деревянной лодки на скалу в порогах Нила.