НЕСМОТРЯ НА ТРЯСКУ, нога моя заживала быстро. Это произвело на эфиопов еще большее впечатление, и они стали приводить ко мне всех больных и раненых своей шайки. Я вылечил стригущий лишай у одного и вытащил паразита из-под ногтя другого. Заштопал человека, который слишком много выиграл у своих друзей. У эфиопов есть склонность решать все споры с помощью кинжала. Когда одна из лошадей скинула седока в овраг, я вправил кости сломанной руки. Мне удалось закрепить их прямо, они срослись, и это повысило мою репутацию лекаря. Эфиопский вождь смотрел на меня с большим уважением. Мне предлагали брать пищу с общего блюда сразу после того, как он выберет себе лучшие куски, и только после меня к блюду допускались остальные.

Когда нога моя зажила, я снова смог ходить и мне разрешили прогуливаться по лагерю. Однако не выпускали из вида. Вооруженный воин повсюду следовал за мной, даже если я справлял нужду в скалах.

Меня держали подальше от Масары, и я видел ее только издали в начале дневного перехода и в конце, когда разбивали лагерь. Днем мы находились в разных концах каравана. Я ехал впереди, она же следовала в самом конце. Ее повсюду сопровождали тюремщицы и вооруженная стража.

Во время каждой встречи Масара бросала мне отчаянные, умоляющие взгляды, как будто я мог чем-то помочь ей. Очевидно, она была очень важным пленником. Девушка была столь красива, что я часто думал о ней и пытался понять, почему ее держат в плену. Я решил, что, скорее всего, она отказалась выйти замуж и теперь ее насильно везут к мужу. А может быть, стала пешкой в какой-нибудь политической игре.

Без знания языка у меня не было никакой надежды понять, что происходит вокруг меня, или узнать побольше об эфиопах. Я начал учить язык.

У меня слух музыканта, и я решил сыграть с ними шутку. Я внимательно прислушивался к голосам окружающих и ловил ритм и интонацию их речи. Очень скоро узнал, что вождя зовут Аркоун. Однажды утром перед отправлением каравана Аркоун отдавал приказы своим людям. Все собрались перед ним и внимательно слушали. Я подождал, пока он закончил свою длинную и горячую речь, а потом повторил ее с абсолютно теми же тоном и интонацией.

Все ошеломленно дослушали меня до конца, а потом вдруг загоготали. Они хохотали и хлопали друг друга по спинам, слезы струились у них по щекам, так как все обладали простым, но добротным чувством юмора. Я не имел ни малейшего представления о том, что я сказал, но, очевидно, сказал именно то, что нужно.

Они выкрикивали друг другу отрывки из моей речи, мотали головами и подражали надменным манерам Аркоуна. Только немного спустя удалось восстановить какое-то подобие порядка, и тогда Аркоун гордо прошествовал ко мне и выкрикнул какой-то вопрос, словно обвинял меня в чемто. Я не понял ни слова и вместо ответа выкрикнул ему слово в слово тот же самый вопрос.

На этот раз вокруг воцарился настоящий ад. Эта шутка оказалась слишком крепкой. Взрослые люди хохотали и цеплялись друг за друга, чтобы не упасть. Они визжали от смеха и вытирали слезы, а один из них даже упал в костер и опалил бороду.

Хотя пошутил я за его счет, Аркоун смеялся вместе со всеми и даже похлопал меня по спине. С этого самого момента мужчины и женщины маленького отряда стали моими учителями. Мне достаточно было указать на какой-нибудь предмет, и они тут же выкрикивали мне слово на языке гиз, которое обозначало его. Когда я начал строить предложения из этих слов, охотно поправляли меня и очень гордились моими успехами.

Мне потребовалось довольно много времени на усвоение грамматики. Глаголы спрягались совсем непохоже на египетское спряжение, а род и множественное число существительных тоже были совершенно иными. Однако через десять дней я уже мог более-менее понятно изъясняться на языке гиз и накопил приличный запас ругательств и проклятий.

Я учил их язык и лечил болезни, а также изучал нравы и обычаи. Узнал, что все они были неисправимыми игроками, и самой большой их страстью была игра, похожая на наше бао. Эту игру называли «дом», и она оказалась проще и примитивнее, чем бао. Хотя количество чашечек на доске и количество фишек или камешков было несколько иным, принципы и цели игры те же самые.

Аркоун был лучшим игроком в дом своей шайки, но когда я начал изучать стиль его игры, то понял, что он не имеет ни малейшего представления о классическом правиле семи камешков. Он также не понимал значения договора четырех быков. Без подробного знания этих двух правил ни один игрок в бао не может надеяться получить даже нижнюю степень мастера. Я долго обсуждал сам с собой риск унизить столь тщеславного и властного тирана, как Аркоун, но в конце концов решил, что это единственный способ получить влияние в шайке.

Когда он в следующий раз сел и поставил перед собой доску, с довольной ухмылкой поглаживая усы, я оттолкнул в сторону первого, кто пожелал играть с ним, и скрестив ноги, сел напротив.

— У меня нет серебра, и мне нечего поставить, — сказал я на своем примитивном еще языке. — Я играю из любви к камешкам.

Аркоун серьезно кивнул. Он сам был ярым приверженцем игры и понимал мои чувства. Весть о том, что я сел играть с вождем, быстро облетела лагерь, и все собрались вокруг нас, смеясь и толкаясь, чтобы посмотреть, как я проиграю.

Когда я позволил Аркоуну провести три камешка в восточный замок, все начали толкаться локтями с разочарованными усмешками на лицах, решив, что игра скоро закончится. Аркоуну достаточно было провести еще один камешек на восток, и он бы выиграл. Они не понимали значения четырех быков, которых я выстроил на юге. Когда я пустил своих быков по доске, те прошли победным маршем и рассекли беззащитные камешки противника, отрезав от главных сил восточный замок. Аркоун был бессилен помешать