— Таита, ты мягкосердечный дурак. Этот негодяй все равно не жилец. Он не стоит беспокойства. Но я могу отвернуться на время. Поторопись.
Я подошел к воротам, и голова Расфера оказалась на одном уровне с моей. Я тихо позвал его по имени, веки судорожно открылись. Не зная, понимает ли он, что ему говорят, я прошептал:
— Я принес тебе пива — промочить горло.
Расфер тихо сглотнул. Глаза смотрели на меня. Если он еще чувствовал что-нибудь, его должна была мучить адская жажда. Я плеснул несколько капель пива ему на язык, стараясь не попасть в нос. Распятый сделал слабое, но тщетное усилие проглотить. Это было невозможно: жидкость вытекла из уголков рта и потекла на слипшиеся от навоза волосы.
Он закрыл глаза, и настал наконец момент, которого я ожидал. Я тихо достал кинжал из складок платка. Осторожно приложив острие у него за ухом, быстрым и резким движением вонзил по рукоять. Его спина выгнулась в последней судороге, а потом тело обмякло и затихло. Я вынул клинок. Крови почти не было, я спрятал кинжал в платок и отвернулся.
— Пусть райские сны укачивают тебя всю ночь, Таита, — окликнул меня на прощание сотник. Я не смог совладать со своим голосом и не ответил ему. Мне бы никогда не пришло в голову, что я буду оплакивать Расфера. Но может быть, я и не его оплакивал. Может быть, себя и только себя.
ПО ПОВЕЛЕНИЮ фараона возвращение двора на Элефантину сначала отложили на месяц. Царю нужно было распорядиться новыми сокровищами, и он находился в приподнятом настроении. Я никогда еще не видел его более счастливым и довольным. Я был рад за него. К этому времени я по- настоящему привязался к старику и иногда засиживался допоздна с его писцами, проверяя счета царской казны, начавшие теперь явно излучать розовое сияние.
Помимо этого, меня иногда призывали к царю на совет по поводу перестройки погребального храма, которую он теперь мог себе позволить. Я подсчитал, что примерно половина недавно полученных сокровищ уйдет в могилу вместе с фараоном. Он забрал лучшие драгоценности из запасов Интефа и послал пятнадцать тахов золотых слитков златокузнецам храма, чтобы их переработали в ритуальные предметы.
Тем не менее Мамос находил время призывать к себе Тана и совещаться с ним по военным вопросам. Теперь он признавал в Тане одного из выдающихся военачальников своего войска.
Я иногда присутствовал на его встречах. Угроза со стороны лжефараона Нижнего царства нависла над нами, и мысли наши постоянно возвращались к ней. Благосклонность царя к Тану была столь велика, что последнему даже удалось рассеять большую часть его страхов и убедить фараона выделить небольшую часть сокровищ Интефа на постройку пяти новых флотилий боевых ладей и снабжение отрядов стражи новым оружием и сандалиями. Но он не сумел убедить царя выдать войску невыплаченное жалованье. Многие отряды уже полгода его не получали. Решения фараона повысили боевой дух войска, и каждый солдат знал, кому всем обязан. Они рычали как львы и приветствовали Тана, поднимая вверх сжатые кулаки, когда он выстраивал войска на смотр.
Почти всякий раз, когда Тана призывали на аудиенцию к царю, госпожа моя находила повод присутствовать там. Хотя ей хватало здравого смысла держаться в тени, они с Таном обменивались такими горящими взглядами, что я боялся, как бы не подпалили искусственную бороду фараона. Нам везло: никто, кроме меня, казалось, не замечал этих жарких посланий страсти.
Как только госпожа узнавала, что я должен увидеться с Таном с глазу на глаз, она передавала ему долгие и горячие послания. По возращении от него я приносил ей ответы, не уступавшие ее собственным по длине и страстности. К счастью, излияния их сердец повторялись, и запомнить не представляло труда.
Госпожа Лостра без устали просила меня найти для нее способ остаться с Таном наедине. Признаться, я слишком боялся за свою шкуру и безопасность моей госпожи и не слишком ревностно выполнял эти приказания, не проявляя обычной своей изобретательности. Однажды я попытался было передать Тану приглашение встретиться с моей госпожой, но он вздохнул и отказался, осыпав меня признаниями в любви к ней.
— Наша первая встреча в гробницах Траса была чистым безумием, Таита. Я совсем не собирался ставить под удар честь госпожи Лостры, и если бы не самум, этого бы не произошло. Мы не можем больше так рисковать. Скажи, что я люблю ее больше жизни. Скажи ей, что я буду ждать ее всю свою жизнь.
Получив это любовное послание, госпожа моя топнула ножкой, назвала своего верного любимого упрямым дураком, которому наплевать на нее, разбила чашку и два кувшина цветного стекла и бросила в реку украшенное драгоценностями зеркало, подарок царя, а потом и сама кинулась на постель и прорыдала до самого вечера.
ПОМИМО чисто военных обязанностей, которые включали наблюдение за постройкой флотилии новых ладей, Тан в те дни много времени посвящал переустройству отцовских имений, доставшихся ему в наследство.
Он почти каждый день советовался со мной по этим вопросам. Нет ничего удивительного в том, что сорокопуты не трогали эти имения, пока они принадлежали вельможе Интефу. Поэтому Тан буквально за ночь стал одним из самых богатых людей Верхнего царства. Хотя я изо всех сил старался переубедить его, он потратил значительную часть состояния на выплату жалованья своим воинам и перевооружение любимого отряда синих. Разумеется, за эту щедрость люди полюбили его еще больше.
Не удовлетворившись таким мотовством, Тан отправил своих сотников, Крата, Ремрема и Аста, собирать по улицам Фив увечных ветеранов речных войн, нищенством добывавших себе пропитание. Он поселил все эти отбросы в одном из больших поместий за городом, которое получил в наследство, и, хотя объедков и помоев им было бы более чем достаточно, кормил их мясом, лепешками и пивом. Простые воины громко приветствовали Тана на улицах и пили за его здоровье в кабаках.
Когда я рассказал госпоже о безумном мотовстве Тана, ее только вдохновил его пример, и она тут же потратила сотни дебенов золота, заработанных мною для нее, на приобретение и обустройство десятка зданий, превращенных затем в больницы и приюты для бедняков Фив. Я уже отложил это золото для закупки зерна, но, как ни ломал руки, умоляя ее, она настояла на своем.
Нужно ли говорить, что долготерпеливому рабу Таите пришлось отвечать за управление всей этой глупостью госпожи, хотя и она тоже каждый день посещала свои благотворительные заведения. Теперь для каждого бездельника и пьяницы Луксора и Карнака оказалось возможным получить бесплатный обед и удобную постель за наш счет, а если этого ему было мало, он мог даже принять чашку супа из собственных прелестных ручек моей госпожи. А лечением их гнойных язв и поносов занимался один из лучших врачей страны.
Мне удалось найти несколько молодых безработных писцов и разочаровавшихся в религии жрецов,
