– Я решил взглянуть на всю эту историю под другим углом, – заявил следователь, поднимая стакан, гремящий льдом. – Только что еще раз допросил киллера. Но уже с новой точки зрения.

– Ты, как всегда, опять скрываешь существенные детали.

– Вовсе нет. Вот эта деталь. Дело в том, что киллер тоже – как Груздева и Шурупова – ехал из Одессы поездом.

– В этом нет ничего удивительного, ведь он вез с собой браунинг. Он не смог бы пройти через контроль в самолете.

– Да это понятно, – махнул рукой Пилипенко. – С Груздевой тоже: при ней был флакончик с ядом. Возникает вопрос: а какую недопустимую вещь везла Шурупова?

– Может быть, ее и вправду укачивает в самолете? Случайное совпадение…

– Брось! Ты лучше меня знаешь, что случайных совпадений в детективе быть не может.

– Но у нее не все в порядке со здоровьем. Вспомни, как она глотала валидол.

– Да, я видел, причем, два раза. Уж не демонстрация ли это была?

– Демонстрация чего? Больного сердца? Зачем?

Пилипенко отхлебнул из своего стакана и надолго задумался. Вдруг лицо его просветлело. Жаров услышал хорошо знакомый звук: следователь щелкнул пальцами. Это означало, что и очередная разгадка щелкнула сейчас в его голове.

– Не расскажешь? – спросил Жаров друга.

– Нет, конечно. Я только что и в самом деле сложил значительную часть пазла, именно вспомнив, как глотала эта женщина валидол, вернее – какой валидол. Первый раз это был тот, что она привезла из Одессы. Второй – я заметил – в блистере местного производства. В этом-то и суть.

– Ладно, – вздохнул Жаров. – Ближе к концу ты всегда закрываешься. А вот у меня перед глазами два нательных крестика – на груди Груздевой и Шурупова. Не покидает ощущение, что, тайна кроется именно в этих крестиках.

– Крестик, крестик, нательный крестик... Ну, конечно! – Пилипенко во второй раз щелкнул большим и средним пальцем. – Молодец, Жаров! Ты подсказал мне последнюю идею. Теперь пазл сложен полностью. Пусть мы еще и не нашли человека, чей номер записался в мобильник Шурупова, но я уже знаю, кто этот человек. Вернее, представляю, чем он занимается. Финал расследования теперь – просто вопрос времени.

И вправду: рано утром в редакции раздался звонок.

– Мы нашли и взяли этого человека! – будто бы отрапортовал Жарову следователь. – И я хочу попросить тебя об одной любезности. Вечером, ровно в семь я намереваюсь провести небольшое собрание в неформальной обстановке.

– Ясно, – сказал Жаров. – Мой офис в твоем распоряжении.

– Ты только позаботься о чае там, кофе с пирожными…

– Ого! Будет дама?

– Обе! Груздева вполне оправилась от ранения и ее отпустят из больницы на часок. Ну, а нам с тобой, после всего – сам знаешь, что.

В портале камина стоял электрический агрегат, имитирующий топку. Мерно мерцало изображение пламени. Жаров покрутил ручку управления на пульте, пламя засветилось ярче.

– Летом камин по-настоящему не затопишь, – объявил он, разгибаясь. – Тут сразу откроется городская баня.

Он подошел к окну и присел на край подоконника. Не все присутствующие знали, что это всего лишь старая привычка журналиста: кому-то из гостей могло показаться, что он избрал себе такое неудобное место просто потому, что все остальные были заняты. Лишь компьютерное кресло следователь задвинул за столешницу, попросив его не трогать. Очевидно, оно должно было сегодня понадобится для каких-то особых целей.

Лейтенант Клюев стоял у плотно закрытой двери, ведущей в холл для посетителей. Минин сидел за журнальным столиком, держа наготове бархатную папку с бумагами и загадочную коробку из-под обуви. Шурупова и Груздева расположились на черном кожаном диване. Голову раненой облегала плотная повязка. Жаров читал историю ее травмы и хорошо представлял, что сейчас под этой повязкой. Было ясно: эта девушка навсегда простилась со своими пушистыми волосами, так пленившими Жарова при первой встрече.

– Баня очищает не только тело, но и душу, – серьезным тоном сказал следователь. – Кое-кому все же придется отмыть свои грехи... Это касается не только здесь присутствующих, но и лиц, находящихся за дверью.

Он указал на дверь, ведущую в приемную. Все посмотрели на эту добротную деревянную дверь. Меж тем Пилипенко продолжал, по своей старой привычке цитируя классику – как всегда, нечто широко известное, из школьной программы, чтобы каждый присутствующий мог настроиться на легкую волну:

– Я пригласил вас, господа с тем, дабы здесь, в неформальной обстановке, расставить все мыслимые и немыслимые точки над «е». Для того, чтобы завершить это странное, запутанное дело, нам и понадобилось присутствие других гостей.

– Разве дело о смерти моего мужа не закрыто? – с недоумением спросила Шурупова.

– Вероятно, это произойдет завтра, в самом начале рабочего дня, – сказал следователь. – А теперь позвольте представить вам одного человека. Лейтенант Клюев! Это твой первый объект.

Клюев, похоже давно ожидавший сигнала, немедленно распахнул дубовую дверь. За нею стоял часовой в форме, а позади него, в креслах сидели двое мужчин. Один из них был пресловутым киллером из Одессы: он красноречиво поблескивал стальными наручниками. Другого Жаров видел впервые.

Вот так всегда, – с грустью подумал он. – Из кожи вон лезешь, всячески помогаешь им, а когда приходит финал расследования, Пилипенко внезапно отрезает всю информацию, будто печется о том, чтобы Жарову было интересно высиживать это зрелище до конца, словно Жаров не участник событий, а зритель, смотрящий по телеку детектив.

Дело, конечно, было в другом: как бы ни доверял ему старый друг, Жаров был прежде всего журналистом. А с этими ребятами и девчонками надо держать ухо востро и рот на замке, – как любил повторять следователь. Например, Анюту, которая прислала Жарову снимки аварийной яхты в самый первый день, он ненавидел поистине на физиологическом уровне.

Так или иначе, но все это торможение работало на главную идею Жарова, на его метод расследования, который он выстрадал путем долгой практики и глубокого теоретизирования. Искусство и жизнь настолько переплетены в реальности, что в какой-то момент принципы искусства начинают работать и в жизни. Надо лишь вовремя поймать этот момент и воспользоваться им. Только потому, что Жаров смотрел на расследование как на какой-то сверхсценарий, который пишет некий высший автор, всем им, в этой долгой общей работе, и удавалось найти ключи даже к самым немыслимым тайнам.

Меж тем Клюев что-то сказал часовому, тот кивнул и передал вглубь помещения:

– Бакунин, на выход!

Маленький щуплый человек поднялся, переступил через ноги киллера, словно через пару огромных бревен, и вошел в помещение редакции.

– Садитесь, – сказал Пилипенко и вывернул из-за стола компьютерное кресло Жарова.

– Обычно говорят «присаживайтесь», – пробурчал Бакунин.

– А вы вот садитесь, – твердо повторил Пилипенко.

Бакунин сел.

– Представьтесь, пожалуйста, – попросил следователь.

– Бакунин Борис Андреевич, – сказал новый фигурант и выжидательно посмотрел на следователя.

– И что же вы замолчали? – спросил тот. – Расскажите, кто вы и чем занимаетесь. Повторите все, что сообщили на предварительном следствии.

– Я это. Особых дел мастер, – с натянутой улыбкой проговорил Бакунин.

Жаров с удивлением оглядел его: маленький, довольно пожилой человек в крупных очках, лысоватый, с выпуклым лбом, что делало его похожим на классического инопланетянина.