переплыв бескрайний океан и ступив, наконец, на долгожданный берег, путешественники оставляют корабль и продолжают свой путь по суше. Так происходит не потому, что корабль стал негоден или маршрут был выбран неправильно. Просто корабль уже исполнил свое предназначение. На новом же, сухопутном этапе своего путешествия его участники остаются —и об этом нельзя забывать — людьми, переплывшими тот самый океан на том самом корабле.

Пожалуй, лучшим примером такой цепочки рассуждений в Новом Завете является один из самых ранних: Гал. 3,22–29. Здесь Павел утверждает, что с точки зрения Бога Моисеев закон имел особое предназначение, которое теперь исполнилось. Этот закон утратил свое значение как определяющий фактор в жизни сообщества верующих не по причине своей негодности, а именно потому, что он уже сослужил свою службу. Однако, как указывает весь текст Послания, Божий народ, переживший обновление в Иисусе и Святом Духе может и не должен забывать уже пройденный ими путь.

Итак, Новый Завет стал письменным выражением слова, определявшего жизнь первых христиан во всей ее полноте, которую они впервые открыли для себя именно с его помощью. С самого начала было ясно, что это слово оказало и продолжает оказывать свое влияние на человеческую жизнь, культуру, взгляды и устремления. Силой Свято Духа текст новозаветных книг — воплощение живого слова раннего евангелия — стал средством, с помощью которого единый Бог–Творец вновь заявил свои права на вселенную. В этом качестве Новый Завет предлагал путь к истинно человеческой жизни, вступая при этом в резкое противоречие с другими представлениями об истинной человечности. Это был путь к исполнению Божьего замысла в отношении Израиля. Однако он противоречил другим толкованиям, не позволившим многим иудеям признать Иисуса Мессией. Подобно притчам самого Иисуса, ранние христианские писания изменили существовавшие представления о том, какие вопросы были по–настоящему важными и где искать на них ответы.

Суть сказанного в том, что нельзя просто взять и возвысить или осудить один компонент любой культуры, древней или современной. Ранние христиане позаимствовали многое из иудейского мира, тогда как от многого другого им пришлось отказаться по серьезным богословским причинам. В языческом мире также были моменты, которым нашлось применение в контексте раннего христианства. Павел призывал «пленять всякое помышление в послушание Христу» (2 Кор. 10, 5), предполагая глубокую общность между мирским восприятием добра и зла и тем, которого придерживается христианская церковь (Рим. 12,9; 17; Флп. 4,8). Однако, независимо от той (возможно, определяющей) роли, которую некоторые элементы культуры играли на протяжении даже многих веков, церковь тем не менее по праву их отвергла. Вспомните Артемиду Ефесскую и восстание ремесленников, в центре которого оказался Павел. Слово, устное и письменное, призывает людей к доставшемуся дорогой ценой искуплению и обновлению через единение со смертью и воскресением Христа в крещении и стремление жить, отражая образ Бога–Творца. Мы вновь и вновь убеждаемся, что именно апостольская проповедь, в конце концов, нашедшая свое выражение в новозаветных писаниях, помогала ранним христианам разобраться в сложных взаимоотношениях между окружавшей их культурой и путем, которым следует обновленное человечество.

Все это не имеет ничего общего с авторитарным провозглашением неких «господствующих» нравственных принципов, навязанных ранней церкви извне властью того или иного деспота. Речь идет о необходимости рассматривать обновление человека как начало процесса, в ходе которого Бог окончательно уничтожит в мире всякое зло, вызвав к жизни новое творение. Итак, по убеждению ранних христиан, Божье слово силой Святого Духа продолжало действовать, в сообществе верующих, дабы подвиг Иисуса нашел свое практическое воплощение, и царство Божье окончательно утвердилось во всем мире. Кратко обобщая сказанное, можно заключить следующее: Новый Завет документально фиксирует вновь заключенный договор Бога со своим народом. Это книга, лежащая в основании нового прочтения истории, посредством которого происходит рождение и преображение христиан в Божий народ, призванный служить всему Божьему миру. Таково наследие, завещанное нам ранними христианами для последующих размышлений о том, что на практике означает авторитет Писания в наше время.

Перед нами стоит задача в сжатой форме изложить долгую и сложную историю взаимоотношений церкви с Писанием не протяжении семнадцати столетий, останавливаясь лишь на том, что имеет непосредственную связь с предметом настоящего исследования.

Во втором и третьем веках нашей эры христиане считали жизненно важным, чтобы церковь воспринималась как сообщество, жизнь которого полностью определяется Писанием. В Писании церковь находила руководство к проповеди Божьего царства и жизни в нем. Оно укрепляло церковь в молитве и святости и помогало ранним христианам отражать нападки и преодолевать сомнения. На призыв Маркиона и гностиков к радикальному пересмотру христианства (что означало, по крайней мере, частичное возвращение к язычеству) христиане ответили обращением к Писанию. Они заявили, что церковь всегда придерживалась именно такой точки зрения (здесь мы уже наблюдаем формирование «правила веры»), приводя подробное обоснование истинного смысла отрывков, вызывавших особенно жаркие споры (например, выступление Иринея против гностиков). Так создавалось представление о церкви, которое она сама предлагала окружающему миру, и непрерывное познавание ею своих богатств: в центре всего находится Писание, поддержанное более ранними трактовками (преданием) и тщательно продуманным толкованием, в разной степени сочетающимся с превалирующими идеями своего времени (Иустин, Тертуллиан и др.) или противоречащим им. Это толкование мы могли бы теперь с небольшим нарушением исторической точности назвать «разумом». Писание сохраняло свою ведущую роль. Проповеди, основанные на Писании, и комментарии, предлагавшие его подробное истолкование, находились в центре повседневной богословской жизни ранней церкви. Изучение древней церкви в свете ее верности Писанию является одним из лучших способов добраться до самой сути раннего христианства.

Обращение к Писанию было, прежде всего, обращением к тому, что можно назвать обновленным иудейским представлением о Боге, о мире и о человечестве. Причем обращение это происходило как на структурном, так и на детальном уровне. Это можно продемонстрировать на примере тысяч конкретных утверждений. Не углубляясь в подробности, достаточно вспомнить осознание христианами самих себя как народа, чьи истоки уходят корнями в древнюю историю Израиля, народа, возрожденного смертью и воскресением обещанного Израилю Мессии и живущего теперь в соответствии со своим призванием — служить примером истинной человечности. Именно это осознание защищало монотеизм сотворения и завета от по своей сути платонического дуализма гностиков, а также от язычества, распространившегося повсюду в греко–римском мире.

Ирония того, что христиане, называя себя обновленным Израилем, в то же время поклонялись Мессии, которого большинство иудеев считали самозванцем, прослеживается у христианских мыслителей от Павла (напр. Рим. 9 — 11) до Иустина («Диалог с Трифоном») и далее. Но существовавшая напряженность лишь напоминает нам о цене, которую церкви приходилось платить за свою неуклонную решимость жить по слову Писания, отвергая совершенно чуждые богословские положения таких произведений, как «Евангелие от Фомы». В основанных на Писании трудах таких писателей, как Иустин, Тертуллиан и Ириней, главный акцент делался на историческую природу церкви, на преемственность, существовавшую в ней со времен Иисуса. Народ Авраамов, преображенный Мессией Иисусом, был по–