А затем шел мой рассказ, который снимался возле знаменитого «дома на набережной». И поскольку я говорил о мероприятии, в свое время строго официальном, оператор выставил кадр так, чтобы за моей спиной просматривался Кремль, — традиционный символ советской государственности.

— Пожалуй, самой запомнившейся встречей с Пугачевой была та, когда я не знал ее и увидел впервые, — начинал я.

Меня, корреспондента Гостелерадио, послали сюда, на Берсеневскую набережную, сделать репортаж о Всесоюзном конкурсе артистов эстрады. По счету, начатому еще до войны, шел пятый смотр эстрадных исполнителей. Я попал на дневное прослушивание второго тура. Это был 1974 год.

На уровне восьмого ряда Театра эстрады за длинным столом по одну его сторону расположилось солидное жюри во главе с председателем — режиссером Георгием Анисимовым. Слева и справа от него — Сурен Кочарян, Борис Брунов, Ирма Яунзем, Ружена Сикора, Юрий Силантьев. Для непосвященных сообщаю: это чтец, конферансье, собирательница и исполнительница народных песен, эстрадная певица и дирижер соответственно. Сплошь мастера, большинство с высокими званиями. Но в отличие от других жюри они живо реагировали на выступления конкурсантов — эстрада все-таки.

Народу собралось не очень много, балкон пустовал, но всех, кто выходил на сцену, зрители горячо поддерживали, а мало кому известных Клару Новикову и Геннадия Хазанова даже пытались вызвать на «бис».

Алла появилась в очень скромном платьице (никакого балахона не было и в помине).

— Это солистка «Веселых ребят», — шепнула мне соседка.

«Веселых ребят» с Пашей Слободкиным я хорошо знал, был на записи их первого «долгого» диска- гиганта «Любовь — огромная страна», но о том, что у них есть солистка, никогда не слышал.

Солистка начала петь, и, прошу мне поверить, зал замер. Теперь задним числом можно говорить что угодно: певица заворожила, покорила, околдовала, очаровала, — но это было на самом деле. Все шли за ней и не могли отвести от нее глаз. Иначе я бы не запомнил этого дня.

Она спела сначала драматическую «Ермолову с Чистых прудов» Никиты Богословского на стихи Владимира Дыховичного и Мориса Слободского, — спела очень сдержанно, с внутренним волнением, да так, что слезы на глазах выступили и у нее, и у зрителей. А затем на полном контрасте (как сумела перестроиться, не понять!) — «Посидим — поокаем» Алексея Муромцева на слова никому не знакомого Ильи Резника. И я слышал, как жюри заливалось смехом, наблюдая за остававшейся абсолютно серьезной певицей. И потом аплодировала ей дружно со всем залом.

Я был очень удивлен, когда позже узнал, что это жюри дало Пугачевой только третью премию. Хотя распределение мест на эстрадных конкурсах никогда нельзя было объяснить. И получалось, что лауреатов, завоевавших первенство, как правило, быстро забывали, а те, кто не поднимался на высшую ступень, составляли гордость советского искусства. К примеру, на первом, самом представительном конкурсе (1939 год) Клавдия Шульженко заняла третье место. Аркадий Райкин — второе, Мария Миронова — третье, а Александру Менакеру вручили только похвальный отзыв.

Подобное сплошь и рядом случалось и на других смотрах. А тогда, после дневного прослушивания, я спросил о Пугачевой у Никиты Владимировича Богословского, который был от нее в восторге и не мог, конечно, предвидеть решения жюри.

— Я потрясен, — оказал он. — Вы обратили внимание, что наш конкурс — не певцов, а артистов эстрады. Пугачева как никто другой отвечает этому. Она поет хорошо, но главное — играет песню и выступает как актриса драмы и комедии. Думаю, если придется, справится и с трагедией. Ради открытия таких талантов мы и проводим этот конкурс, а Пугачевой пожелаю «в добрый путь!» и крепить связи с советскими композиторами!

Тут есть одна интересная деталь, характеризующая права автора «авторской программы». Все наши съемки на Кадашевской набережной, в зале Театра эстрады, куда нас пустил его директор Хазанов совершенно бесплатно, даже не попросив оплатить по крайне мере расход электричества, все, на что мы ухлопали целую съемочную смену, не вошло в окончательный вариант «Встреч-89».

— Почему? — спросил я редакторов.

— Мы не нашли тех песен, что пела тогда Пугачева, — объяснили мне и пообещали: — Как только найдем, обязательно все восстановим.

Но ничего так и не восстановили.

— Сам виноват, — сказали мне друзья. — Нужно было перед сдачей в эфир посмотреть передачу еще раз.

Они правы. Оправдание у меня одно: в том напряжении, в котором шла работа над программами «Встреч», было не до этого.

Во всяком случае, мне тогда стала особенно понятна обстановка, что сложилась перед самой премьерой первых «Рождественских встреч», когда Алла решила все переделать, переверстать всю программу,

Накануне — бессонная ночь. Алла мучилась. Она давно чувствовала: в последовательности, предложенной сценарием, есть что-то принципиально неверное. Сначала песни, танцы, в том числе и веселые, а в заключение — серьезный разговор о вещах вовсе не веселых.

И на следующий день убедилась: все правильно, только в таком, обратном порядке спектакль и имеет право на существование. И действовала при этом жестко. От некоторых номеров вовсе отказалась. Не из-за хронометража. Они не соответствовали общему замыслу, выпадали из него.

Те «Рождественские встречи» 1989 года начинались с увертюры к рок-опере Эндрю Ллойда Вебера «Иисус Христос — суперзвезда». Затем Юрий Николаев читал рождественские стихи, и Алла пела свой монолог. Для нее Рождество — и праздник, и рубеж года, и время подведения итогов. В песнях она хотела рассказать, что произошло с ней, с нами, со мной, с ее друзьями. Она пела:

Праздник Рождества Христова и современная политика или непредсказуемые события — что может быть дальше! Но участники «Встреч» не могли пройти мимо проблем, которые волновали всех, и их тоже. Бессмысленные войны, рукотворные и стихийные катастрофы. Умолчать о них, оставивших не одну зарубку в сердце и памяти?

И если кто-то скептически замечал: «Зачем такая актуализация религиозного торжества?! Не туда вы тянете эстраду!» — Алла не боялась этого, на все шла с открытым забралом.

И еще одно, оставшееся только за кулисами. Никто из тех, кто выходил на сцену «Олимпийского», ни о чем не просил, ничего не предлагал. Они сами решили весь сбор от своих выступлений перечислить в фонд пострадавших от катастроф того года.

Звучала трагическая песня об Афганистане, на экране шли кадры хроники, и в наступившей тишине Алла обращалась к залу:

— Все мы просим вас, дорогие наши гости, почтить память тех, кого нет с нами, кто остался лежать под чужим солнцем Афганистана, кто сгорел в пожаре Чернобыля. Почтить память десятков тысяч жертв катастрофы в Армении.

Зал встает. Заупокойная, поминальный звон колоколов. И песня:

Не припомню на эстраде другого такого эмоционально сильного эпизода...

Программа первых «Встреч» включала немало новых, никому не известных имен. Впрочем, и те артисты, которых зрители знали, у Пугачевой предстали по-новому. Тут есть одна особенность. Стали уже привычными концерты, на которых звезда выпускает перед своим выходом малоизвестного артиста или