— Ведите нас, ваше высочество! — воскликнул посол, и принц, предложив руку леди Розалинде, вышел в холл… где не нашел ни ковра, ни рогов, ни хвоста.

Он побледнел и сказал:

— Будьте любезны, расспросите ваших слуг, куда делся небольшой персидский ковер и пакет, который я принес с собой.

Лорд Кельсо позвонил в колокольчик, и вошли все слуги во главе с Уильямом, помощником старшего дворецкого.

— Уильям, — обратился к нему его светлость, — куда делся пакет и ковер его королевского высочества?

— С вашего позволения, ваша светлость, — ответил Уильям, — мы думаем, их взял с собой Бенсон.

— А где Бенсон?

— Не знаем, ваша светлость. Мы думаем, его унесли.

— Кто унес?

Но тут Уильям забормотал что-то невразумительное, явно затрудняясь с ответом.

— Быстро отвечай! Что тебе об этом известно?

Тогда Уильям заговорил и произнес целую речь:

— Ваше королевчество, милорды и дамы, дело было так. Его королевчество пришли с ковриком, а под ним еще что-то было. Положили они вещи вон на то местечко, и Томас проводил их в гостиную, А Бенсон и говорит: «Обед, — мол, — будет готов через пять минут. Ну и устал же я!» И тут он позволил себе сесть на коврик его королевчества и говорит, прошу извинения у вашей светлости: «Неохота мне что-то больше здесь служить, мне охота получить повышение. Вот бы попасть дворецким к самому королю». И не успел он вымолвить эти слова, вдруг — фр-р-р! — так и вылетел в открытую дверь и узелок его королевчества с собой прихватил. Подбегаю к дверям, смотрю, а он летит себе над городом и прямехонько на север целит, Вот и все, что мне известно. А что я ни словечка не приврал, кого хотите спросите. И я сам, и Томас, хоть он этого ничего не видал, и кухарка — все мы думаем: не иначе — Бенсона унесли. Кухарка, та говорит: удивляться, дескать, нечего, потому как такого жалобщика, такого сварлюги…

— Спасибо, Уильям, — прервал его лорд Кельсо, — достаточно, пока можете идти.

Принц молчал, молчал посол, и леди Розалинда тоже не проронила ни слова, пока они не оказались в гостиной. Стоял восхитительный теплый вечер, и балконные двери, обращенные на север, были распахнуты. Внизу текли прозрачные зеленые воды Глюкталя. Попрежнему все молчали.

Наконец принц проговорил:

— История весьма странная, лорд Кельсо!

— Весьма, сэр! — отозвался посол.

— Но правдивая, Мне, во всяком случае, неизвестно, что в природе вещей могло бы ей противоречить.

— Мне с трудом, верится, сэр, что поведение Бенсона, всегда казавшегося мне вполне респектабельным слугой, заслуживало, чтобы его…

— Чтобы его «унесли»? — закончил принц. — Нет, нет, это случайное стечение обстоятельств, и могло произойти с любым из нас, кто сел бы на мой ковер.

И принц поведал им вкратце всю историю: как ковер оказался среди волшебных вещей, подаренных ему на крестины, сколько прошло лет, пока он это обнаружил, и высказал предположение, что ковер, вероятно, отнес дворецкого туда, куда он пожелал, — то есть ко двору короля в Фалькенштейне.

— Все бы не имело значения, — добавил принц, — если бы я не рассчитывал примириться с его величеством, моим отцом, при помощи этих рогов и хвоста. Он так о них мечтал. И если бы леди Розалинда не выразила желания получить их, они сегодня уже были бы в распоряжении его величества.

— О сэр, вы оказываете нам слишком большую честь, — прошептала леди Розалинда, а принц покраснел и сказал:

— Ну что вы! Разве это возможно!

После чего у посла уже не осталось сомнений в том, что дочерью его увлечен наследный принц, который находится в плохих отношениях с королем своей страны, — ситуация, для послов в высшей степени неловкая… а впрочем, для послов такие ситуации — дело привычное. «Как же мне быть с молодым человеком, ума не приложу, — размышлял он. — Навсегда он тут остаться не может, а без ковра ему моего дома не покинуть — у солдат есть приказ схватить. его, как только он появится на улице. Опять-таки Бенсон будет делать вид, что это он убил Огнемета, — сейчас он уже наверняка в Фалькенштейне, — и его захотят женить на королевской племяннице и сделать моего дворецкого наследным принцем Пантуфлии… Какой кошмар!»

Все это время принц рассказывал на балконе леди Розалинде, как ему удалось погубить Огнемета, и отвел себе при этом самую скромную роль.

— Так что убил его не я, — заключил он. — На самом деле бедняга Ледомаха должна была бы жениться на Молли. Но Ледомахи нет.

В эту минуту в воздухе послышалось «вжж!», мимо них что-то просвистело, и через открытую дверь в гостиную посла влетели король, королева, Бенсон и бренные останки Огнемета.

Первым присутствие духа и голос обрел Бенсон:

— Ваша светлость, кажется, звонили? Кофе? — спросил он спокойно и, услышав в ответ «да», поклонился и с величественной невозмутимостью удалился. Как только он вышел, принц бросился к ногам отца.

— Простите, сеньор, простите! — вскричал он,

— Не обращайтесь ко мне, сэр! — гневно ответил король, и бедный принц бросился к ногам королевы.

Но та словно не видела его, как будто принц был не принц, а фея; он услышал, как, ущипнув себя за свою королевскую руку, она шепчет:

— Сейчас я проснусь. Такие сны случаются, Доктор Румпфино приписывает их неправильному питанию.

Все это время леди Розалинда, бледная, как мраморная статуя, стояла, прислонившись к косяку балконной двери. Принц, решив, что ему не остается ничего другого, как постараться ее убедить, уговорил ее выйти на балкон и сесть в кресло; он чувствовал, что в гостиной в нем не очень нуждаются. И скоро они уже болтали о звездах, которые начали появляться на вечернем летнем небе.

Между тем в гостиной король, поддавшись уговорам посла, сел, но с королевой разговаривать было бесполезно.

— Это похоже на чудо, — сказала она себе, — а чудес не бывает. Стало быть, ничего этого нет, и я сейчас проснусь в постели у себя в Фалькенштейне.

Вскоре Бенсон, Уильям и Томас внесли кофе, но королева не соизволила их заметить. Когда слуги вышли, король с послом наконец остались одни (королева, в сущности, была не в счет).

— Вероятно, вас интересует, как мы здесь очутились? — угрюмо произнес король. — Что ж, вы имеете на это право. Мы как раз садились обедать у себя в Фалькенштейне — обед довольно поздний, но я замечаю, обед вообще с каждым годом все больше запаздывает, — и вдруг я услышал снаружи какой-то