Питер Старший, погоди,

Вот я тебя сотру!

Контессу взяв за две груди

Неистово ору…

Немного спермы на постели

В сезон туристский – Новый Год —

Нет, не в вульгарном Коктебеле,

Но в Лондоне, коль повезет!

Но в Гамбурге! А то в Берлине!

Он, волосатый, словно жук,

Она, трясясь на армянине…

И он, вдруг выскочил из, вдруг!

Стирайте простыни, германцы!..

Здесь девка русская была,

И с армянином танцы-шманцы…

Она, святая, провела

И армянина… довела…

Туристы, харакири дети,

Икрой из самолетных брюх

Вываливаются на рассвете,

Их алкоголь внутри протух…

И я, который музыкален,

Членистоног и многоног,

Заглядываю в сотни спален,

Неспящий Бог, конечно, Бог…

Архитектура умирает,

Лишь храмы Господу стоят.

Христианин порочный знает,

Что в храме все ему простят.

Он желтую закупит свечку,

Зажжет, поставит и замрет.

Господь ему простит овечку

И ту сиротку не зачтет,

Которую он испохабил,

Когда он в армии служил.

Господь с креста ему простил

И хватку за кадык ослабил.

Уютные московские квартиры,

Где старый хлам, где у диванов дыры,

Где книги желтые в слоях столетней пыли,

Где вы рожали, спали и любили…

Храня свое старинное добро,

И из подушек падало перо,

И крошки булок падали под ноги,

И были вечера ваши убоги…

Идет пацан, везя ногами

Огромный город, тучи, мрак.

Асфальт провис под башмаками,

А в голове – ареопаг.

Сверлящих мыслей панегирик,

Печальных знаний колесо,

И смерть с блестящею косой

В пейзажах раненых Де Кирик…

Идет пацан, согбенный хлопчик,

Сутулый хлипкий дилетант,

Не раз свалившийся на копчик

Не путать с гением… талант…

Архиепископ, наслаждаясь,

Читает текст, совсем седой.

Архимандрит стоит, касаясь

Почти что потолка главой.

Таскают два семинариста

Свечей почтенные тела.

Тепло, светло и очень чисто…

Толпа смутилась и вошла…

В фуфайке нищенка слепая,

Согбенная, костыль в руке,

Прошла, как будто запятая,

И тихо стала в уголке…

Так это что? Предбанник бани?

Что это все? Чисти-лище?

Где собрались в такие рани

Среди иконок и мощей,

Не выспавшись и всласть зевая…

Нагружены своей бедой

Стоят, крестясь и воздыхая,

А воздух все еще ночной…

Но церковь Божия, с оградой

И с воронами над тобой —

Как будто капля винограда

Вас отражает, Боже мой!..

Большой и старый работяга,

Одетый в куртку, сапоги

И каску красную, бедняга…

Рассвета нет еще, ни зги.

Как фараон из саркофага,

Походкой каменной ноги,

В моем дворе внизу шагает.

Навстречу – персонаж второй,

Но он с лопатою играет,

А первый пришагал пустой…

Приземистые и седые,

Так старые, как башмаки,

Вот работяги вековые,

Экс-пролетарии простые,

Пришли чинить нам утюги?

Не электричество погасло,

Но больше не течет к нам газ!

И потому сквозь грязи масло

Они бредут в который раз,

Чтоб раскопать трубу в асфальте

И над зловонной загрустить,

Затем согнуться, и пенальти,

В трубу зловонную забить…

Ф.

С телом школьницы послушной,

Ты ко мне, моя Юдифь…

Запорхнула, злой и душной,

Словно бы к солдату тиф…

Как погрома дочь нагую,

Найденную под бельем,

Я тебя исполосую,

Надругаюсь, изсосу и

Оккупирую живьем…

Ненависть мужчины к самке

На тебя я навлеку,

Продырявив твою ямку…

В розовую влез кишку

И варюсь в ее соку…

Ф.

О шлюха грязная моя!

О злая сука!

Внутри тебя, моя змея,

Что нынче сухо?

Другой нещадно разрывал

Тебя, лихую,

И вот цветок засох, завял…

Дай поцелую!

Подросшей шерсти мятый клок

И губ усталых,

О мускулистых губ комок,

Кровавых, алых…

О шлюха грязная моя!

Елозишь попой?

Ну вот в тебе мой рог, снуя…

Как бык с Европой…

Седых волос, по-волчьи серых

Настриг ты, Эдик, две горсти.

Возьми в ведро их опусти,

А после волосы спроси —

Вас сколько волосы, о, сэры?!

Ты начал жизнь еще в те годы,

Когда германский фюрер шел,

Пригнав к нам целые народы,

Чтоб русский захватить престол.

К нему выходит Сталин грубый,

Дает подножку, великан,

И затрещали наши чубы,

Прически фрицев и славян…

Прожил ты, Эдик, чрез Хрущева

В Америке, где правил Форд.

Избрали Картера «святого»,

Юродивого, право слово,

И был он мягок и нетверд…

Тебя любили твои жены,

Их телеса были красивы,

Вы выходили на балконы,

Великолепны и спесивы…

Затем в Париж уехал праздный,

В еврейском гетто обитал,

Был и стремительный, и разный

Твоих годов девятый вал.

Твоих волос, как твоих дней!..

Ты на войну приехал стройный,

О, элегические войны!

Средь сербских девок и парней!..

………………………………….

Язык голландский длиннозначен,

Как угри мокрые из вод

Из рта голландец достает,

И каждый взвинчен и взлохмачен…

О, Нидерландов полость злая!

Зачем Испании они,

Впотьмах лежащие у края?

Наследство, Карл, назад верни!

Зачем Испании лимонов

Печальных Нидерландов спесь?

Что герцог Альба делал здесь,

Оставив кости легионов

В селедочной стране тритонов?..

Ф.

Ты как очковая змея!

Как насекомое большое,

Везущее в песке собою,

Твой путь прослеживаю я.

На нашей огненной постели

Твои следы окаменели.

Здесь брюшком вдавленный гранит,

Здесь, зад воздев, она лежит,

Навеки окаменевая.

Любя и громко проклиная…

Металлургический завод

Раскрыл свой огненнейший рот,

Горит зубами золотыми,

А я иду, пацан лихой.

В авоське – ужин, мать с собой

Дала руками молодыми…

Я третьей смены ждал как сна.

Метафизические сгустки

Летали, и плыла луна,

Кривясь, лимоном, по-французски…

Когда по улице я шел

И разговаривал брат с братом,

С ночным, блатным пролетарьятом,

Слова как топором колол

И фразы подымал домкратом…

Мне разговор был чугуном.

Я не умел чирикать фразы.

Металлургическим ковшом

Я отливал все это сразу…

Металлургические стразы,

Горячих слов металлолом.

В порнографическом соседстве —

Вот, что я слышал в моем детстве…

Все ящики истории задвинув,

Закрыв тяжелый кабинетный стол,

Создатель, свои жабры срочно вынув,

Гулять по небу облаком пошел…

Пока владельца в кабинете нету,

Я проскользну, и ящики открыв,

Такое вам устрою! Всю планету

Взяв, ядерной судьбою озарив…

…………………………………..

Спустился Апокалипсис белесый,

Проносятся: ребенок, лев, газель…

Как будто ярко-рыжие матросы

До визга разогнали карусель…

Придет Атилло длиннозубое,

Прикрыт окровавленной шубою,

Приедет идолище плотное,

Седое, злое, беззаботное.

Буржуев пуганет, как бич,

Построит гуннов, как Ильич,

И житель моногородов,

Голодный, злой и исхудалый,

Пройдет сплоченною Валгаллой

Сквозь вату европейских снов…

Ужо тебе! Буржуй – Ваал!

Ты столько благ насоздавал.

И вот – ужасное Атилло,

Пришедшее издалека,

Как партизаны