Оло–Шис жестом показала разведчикам на кресла, сама же, грациозно изогнувшись, улеглась на софу. То, что было на ней, по всем формальным признакам являлось одеждой, но сконструировано было так, чтобы показывать, а не скрывать.

— Вы задумывались когда–нибудь, какова наша жизнь? Наша, Шис? — продолжала она — Для всех мы — рожающие куски мяса, не более. Никто не считается с тем, что мы говорим. Никому не приходит в голову, что у нас могут быть какие–то свои мысли, чувства и желания. Своих детей мы видим, пока их нужно вынашивать и выкармливать, а потом их у нас отбирают. Даже у меня. Мне не повезло вдвойне. Мало того, что я родилась шис, я еще и оказалась ничуть не глупее любого из вас и полностью осознаю свое положение.

Оло–Шис смахнула злую слезинку, помолчала.

— То, что вы там совершили — чудовищно и невероятно. Раньше никто так не делал… Но если этот способ даст нам, Шис, хоть какую–то радость в жизни — я за все чудовищное и невероятное.

Оло–Шис в упор посмотрела на них:

— Вас уберегут от охранки. Доставят, куда вам нужно. Дадут денег, даже помогут перебраться за границу. Но это в том случае, если я останусь довольна тем, что вы сделаете для меня. А вы сделаете мне то, что сделали той, из Бахпука.

Пейпиво смущенно отвернулся, Заврик же выпятил грудь, подмигнул по–гусарски:

— Прямо сейчас?!!

— Да!!!

«Вот шкура, — с тоской думал сконфуженный командир, опять помимо воли срывая одежду — ну когда же он уймется? И все групповухи. Хоть пить бросай».

Заврик потом часто вспоминал этот случай, не забывая прибавить, что это была единственная ночь в его жизни, когда ему посчастливилось выложиться полностью. Сколько раз они кончили, никто не помнил. Пейпиво насчитал до двадцати, потом сбился. Расходившийся Заврик уговорил Оло–Шис испробовать разные способы вагинального, орального и анального секса, но все они оставили ее равнодушной — похоже, у Шис вовсе не было эрогенных зон. Как они получают наслаждение от, так сказать, обратного сношения, оставалось загадкой, но факт есть факт: Оло–Шис просто взбесилась от страсти и, если бы вместо Заврика был кто–нибудь послабее, то испытания они, пожалуй, не выдержали бы.

Тому же только этого и нужно было. Пейпиво думал уже, что умрет от перенапряжения и умолял Заврика прекратить оргию, но инстинктов его могучего подчиненного хватало на двоих — он все вонзал и вонзал, кончал и кончал, и Пейпиво вместе с ним, хотя у него даже боль в мышцах и половых органах отступила уже перед чувством полной обреченности.

При каждой эякуляции активные партнеры извергали до семидесяти миллилитров половых продуктов каждый, и у Оло–Шис текло из подмышек ручьем. К утру она все–таки угомонилась, указала разведчикам на дверь и, пробормотав слуге, явившемуся сменить промокшую насквозь постель: «Не надо. Пусть так. Мне хорошо», уснула сном младенца.

Пейпиво как стоял, так и грохнулся. Заврик оделся, одел его, взвалил на одно плечо баллон с неоном, на другое — напрочь вырубившегося командира, и вышел. Вчерашний провожатый, доставивший их сюда, вскочил с дивана, протер глаза и воззрился на инженера с изумлением, восхищением и ужасом. Заврик кивнул ему:

— Все в порядке, братан! Управились в лучшем виде. Давай тачку с водилой, и поехали.

— Что вам еще нужно? Деньги? Подорожная? Загранпаспорт с визой?

— Не надо. Жратвы дня на три на троих, чтобы места поменьше занимала и не портилась — и все.

Заврик объяснил водителю маршрут, охранники сели спереди, разведчики скрылись за тонированными стеклами заднего салона, и мощный лимузин помчал их на север.

Разведчики проспали всю дорогу, как убитые. Заврик вначале раз–другой просыпался и тревожно всматривался вдаль, но машину эту на заставах не останавливали, а если бы и остановили, то наверняка ведь их спутники были снабжены всеми необходимыми бумагами, и Заврик спокойно и окончательно уснул.

Кто–то тронул его за колено: «Приехали.»

Заврик встряхнулся, выбрался на пустынную дорогу — да, вот они, те самые горы. Следом за ним, охая и постанывая, хватаясь за поясницу и с трудом переставляя раскоряченные ноги, кое–как вылез Пейпиво.

Заурчал мотор, и тут из–под машины что–то шмякнулось на асфальт и подкатилось им под ноги. Разведчики отпрянули, но тут же разглядели и спохватились: «Кусака!» Они забыли про него начисто, и тому пришлось проделать весь путь, прицепившись снизу к раме.

Пейпиво и Заврик переглянулись, ожидая залпа возмущенных тирад, но тот только процедил злобно: «Попомню, козлы!» — и заковылял прочь с дороги, бессильно волоча одеревеневший хвост. Разведчики поплелись следом.

Наконец–то дома! И в естественном облике! Неона в баллоне оказалось двадцать четыре килограмма — лети, не хочу, и запас кое–какой есть. Молодчага Иник ухитрился не только залатать корпус, но и загерметизировать жилой отсек с рубкой — можно было нормально спать и питаться. Космонавты было и забыли, как они совсем недавно проклинали свой корабль — после сомаганских застенков язык не поворачивался назвать его тюрьмой — и наслаждались комфортом.

Пейпиво то и дело принимался расчесывать ирокез, теребил ксивник, чистил бляхи на кожаной курточке, гремел цепями, шевелил шипами, любовно трогал пальцами бисеринки на феньке. Заврик сладострастно поглаживал свежую чешую и лопал симбионтов одного за другим, постанывая от наслаждения. Кусака вертелся перед объективом, придирчиво косил взглядом на экран — делал смотр инкрустациям, зерни и финифти на своем панцире.

Заврик сожрал еще одного, погладил живот:

— Ну что, летим?

— Погоди–ка. — Пейпиво отхлебнул из фляжки — Сдается мне, не все мы тут еще закончили.

— Чего?

— Дипломата помните? Которого повязали ни за фиг?

— А на кой он тебе? Да и не положено нам в ихние разборки встревать.

— Мы уже встряли. И столько тут всякого понарушали, что как бы нас дома опять на цугундер не взяли. А вызволим его, доставим в Астум — баллы там нагребем, он же среди своих не последняя шишка. Воротимся не с разведкой, а с контактом — отмазаться легче будет. Если же и маркер им сумеем всучить, так тогда никто на нас и не вякнет.

— Победителей не судят. — поддакнул Кусака — А если и судят, то не очень строго.

— Верно. И вообще, ну что это у них тут за беспредел? Прибыл братуха по–хорошему, с миром, верительные грамоты и прочее — чин–чинарем. А ему — бац! — ни за что ни про что мокрую статью пришили и слова сказать не дали.

— Идет — согласились Заврик с Кусакой — Грудь в крестах или голова в кустах. Нам с Сомаганом церемониться нечего.

— Только где его искать?

— Я так думаю, — веско изрек Заврик — негде ему быть, кроме как в том централе, где нас мурыжили. Не найдется такого болвана в Сомагане, не говоря уже про Астум, чтоб на Бумубадамов базар повелся. Вот они дипломата и ломают сейчас, чтоб он все на себя взял, протокол подписал. Только просто так его не сломаешь – чухло либо лоха сюда не пошлют, и подготовочку соответственную он дома наверняка прошел. Тут и Яхламу попотеть придется, а уж провинциальным мордобойцам он и вовсе не по зубам будет. Так что я предлагаю: берем какого–нибудь мусорка покрупнее на луч, а не то под них трансформируемся…

— Этого ты не моги — осадил его Пейпиво — Мы теперь на пригодном для полетов корабле, чрезвычайная ситуация кончилась, а он — абориген.

— Ага, абориген! Сказал тоже! Пусти такого в Федерацию, и через год будешь и в сортир ходить по уставу.

— Нету для него в Федерации отдельного закона. И — точка.