тропинку, ведущую от дороги к кухонной двери, по которой ходили в кухню поставщики и торговцы. Слева аллея вела к конюшням. Эта аллея шла вне двора и была общественной, хотя по ней ходили и ездили мало. Хольмс оставил нас у дверей и медленно обошел вокруг дома, прошел по боковой тропинке и через сад к конюшне и на аллею. Он ходил так долго, что мистер Хольдер и я пошли в столовую и стали ждать его там у камина. Мы молча сидели некоторое время, когда дверь отворилась и в комнату вошла молодая девушка. Она была несколько выше среднего роста, стройная, с темными волосами и глазами, казавшимися еще темнее от поразительной бледности ее лица. Мне кажется, я еще никогда в жизни не видал такого бледного женского лица. Губы были совершенно бескровны, веки опухли от слез. Когда она бесшумно вошла в комнату, она поразила меня выражением горя, которое казалось даже сильнее горя банкира в это утро, хотя она очевидно была женщина с большим самообладанием. Не обратив внимания на мое присутствие, она прямо подошла к дяде и рукой провела по его волосам с чисто женской лаской.

— Дядя, вы приказали освободить Артура, неправда ли, дядя? — спросила она.

— Нет, нет, милочка, это дело должно сначала расследовать.

— Но я убеждена, что он невиновен. Вы знаете, каков бывает женский инстинкт. Я знаю, что он не сделал ничего дурного и вы сами пожалеете, что так жестоко поступили с ним.

— Почему же он молчит, если он невинен?

— Кто знает? может быть потому, что он был очень обижен вашим подозрением.

— Как же мне не подозревать его, если я застал его с диадемой в руках?

— Но я уверена, что он только поднял с полу и рассматривал. Поверьте, о, поверьте мне, что он невинен. Так ужасно думать, что наш дорогой Артур в тюрьме! Потушите эту историю, дядя!

— Никогда я не потушу ее, пока камни не найдутся — ни за что, Мэри! Твоя привязанность к Артуру заставляет тебя забывать, в каком ужасном положении нахожусь я. Я не только не оставлю этого дела, но привел еще с собой из города господина, который займется расследованием его.

— Этот джентльмен? — спросила она, оборачиваясь ко мне.

— Нет, его приятель. Он просил нас оставить его одного и пошел кругом дома к конюшням.

— К конюшням? — спросила она, — что же он надеется найти там? А! вот и он вероятно. Надеюсь, сэр, что вам удастся доказать то, в чем я глубоко убеждена — невинность Артура.

— Я разделяю вашу уверенность, — отвечал Хольмс, отирая ноги о коврик у дверей, — и надеюсь доказать это. Я полагаю, что имею честь говорить с мисс Мэри Хольдер? Позвольте сделать вам несколько вопросов?

— Пожалуйста, сэр, я буду очень счастлива, если могу способствовать разъяснению этого дела.

— Вы сами ничего не слышали прошлую ночь?

— Ничего, пока мой дядя не заговорил громко в своей комнате. Тогда я сошла вниз.

— Вы запирали двери и окна с вечера. Все ли окна вы заперли?

— Да.

— Были ли они заперты сегодня утром?

— Да.

— У вашей горничной есть возлюбленный? Мне кажется, вы замечали вчера вашему дяде, что она выходила на свидание с ним.

— Да, и она же прислуживала в гостинной и могла слышать то, что дядя рассказывал о диадеме.

— Понимаю. Вы хотите сказать, что она могла выходить для того, чтобы рассказать все своему возлюбленному и что они оба совершили покражу.

— Да что толку во всех этих предположениях, — с нетерпением крикнул банкир, — когда я вам говорю, что видел своими глазами Артура с диадемой в руках?

— Подождите, мистер Хольдер. Мы еще вернемся к этому. Итак относительно этой девушки, мисс Хольдер: вы видели, как она вернулась через кухню?

— Да, когда я пошла посмотреть, заперта ли дверь на ночь, я в полумраке увидела и его.

— Вы его знаете?

— О, да! Это зеленщик, который разносит овощи по всему кварталу. Его зовут Френсис Проспер.

— Он стоял, — продолжал Хольмс, — влево от двери, т. е. немного поодаль на дороге?

— Да.

— И у него деревянная нога?

Что-то вроде испуга пробежало в прекрасных черных глазах молодой девушки.

— Вы точно колдун, — сказала она. — Как вы это узнали?

Она улыбалась, но на внимательном лице Хольмса не было ответной улыбки.

— Я очень желал бы пойти теперь наверх, — сказал он. — Мне, по всей вероятности, понадобится опять выйти из дома. Но, может быть, лучше будет осмотреть сначала окна внизу.

Он медленно прошел от одного окна к другому, но остановился только у самого большого, выходящего на аллею, ведущую к конюшням. Он отворил его и стал тщательно осматривать с помощью своего сильного увеличительного стекла.

— Теперь пойдемте наверх, — сказал он наконец.

Кабинетом банкира была небольшая, просто меблированная комната с серым ковром, большим письменным столом и длинным зеркалом. Хольмс прежде всего подошел к столу и тщательно осмотрел замок.

— Каким ключом отперли его? — спросил он.

— Тем, на который указал мой сын, ключом от буфета.

— Где он?

— Вот он на умывальнике.

Шерлок Хольмс взял его и отпер столь.

— Это бесшумный ключ, — сказал он, — неудивительно, что он не разбудил вас. В этом ящике, вероятно, находится диадема. Надо ее осмотреть.

Он открыл ящик и, вынув из него диадему, положил ее на стол. Это был прекрасный образчик ювелирного искусства, и оставшиеся тридцать шесть камней были самые чудные, какие я когда-либо видел. На одной стороне диадемы был отломан зубец с тремя камнями.

— Видите, мистер Хольдер, — сказал Хольмс, — вот зубец, соответствующий тому, который был отломан. Могу я вас попросить отломить его?

Банкир с ужасом отступил.

— Даже и во сне я не попробовал бы этого, — сказал он.

— Ну, так я это сделаю. — Хольмс изо всех сил стал пытаться отломить зубец, но безуспешно. — Я чувствую, что они. немного подаются, — сказал он, — но хотя у меня в пальцах замечательная сила, я бы долго мог провозиться с этим. Человек с обыкновенной силой этого не сделает. Теперь, как вы думаете, мистер Хольдер, что бы произошло, если бы сломал его? Раздался бы звук, подобный пистолетному выстрелу. Можно, следовательно, допустить, чтобы все это случилось в нескольких шагах от вашей постели и вы бы ничего не слыхали?

— Я не знаю, что и думать. Здесь все темно.

— Ну, может быть скоро сделается светлее.

— Как вы думаете, мисс Хольдер?

— Признаюсь, что я в таком же недоумении, как и мой дядя.

— На вашем сыне не было башмаков или туфлей, когда вы увидели его?

— На нем ничего не было, кроме рубашки и панталон.

— Прекрасно. В этом случае обстоятельства как нельзя больше благоприятствуют нашему расследованию, и если мы ничего не добьемся, то это будет уже наша вина. С вашего позволения, мистер Хольдер, теперь я буду продолжать мой осмотр вне дома.

Он, по собственному желанию, отправился один, говоря, что лишние следы только затруднят его задачу. Более часу был он на дворе, затем вернулся с комками снега на ногах, но с непроницаемым лицом.

— Мне кажется, я видел теперь все, что мне надо было видеть, мистер Хольдер, — сказал он, — и я могу быть вам более полезен у себя дома.

— Но камни, мистер Хольмс? Где же они?