судеб Руси в обычную вдовую княгиню.

Свенельд был в состоянии сделать это, независимо от того, жив на самом деле Игорь или нет,– через несколько суток на киевском торжище должны были появиться в обличье хазарских купцов его верные люди с якобы последними вестями о великом князе и его войске. Они распустили бы слух, что великий князь сложил голову в схватке со степняками, а остатки русско-варяжского войска во главе с воеводой Асмусом и ярлом Эриком движутся пешим порядком на Русь и весьма надеются на скорую помощь с родной земли. Этим Свенельд избавлял дружинников от клятвы Игорю и заставлял конницу Ярополка отправиться навстречу движущемуся через Дикое поле русскому войску, ибо воины-русичи никогда не оставляли соплеменников в беде, и ни Ольга, ни тем более Ярополк не осмелились бы нарушить этот священный закон многих поколений их предшественников.

Но это могло произойти лишь через несколько суток. Прежде чем распустить нужные ему слухи, Свенельду было необходимо преградить путь на Русь истинным вестям о положении дел в войске великого князя и его местопребывании. С этой целью вчера ночью из лагеря тайно отплыли вниз по течению Днепра пять драккаров с преданными Свенельду викингами, которым затем надлежало пересесть на коней и ускакать на порубежье с Дикой степью. Там, разбившись на несколько отрядов, викингам нужно было перехватить все ведущие на Русь караванные тропы и досконально расспрашивать купцов обо всем, что им известно о великом князе и его войске. Если у караванщиков оказались бы не устраивающие Свенельда вести, их не следовало пускать на Русь. Конечно, рано или поздно, тем или другим путем, русичи узнали бы о действительном состоянии дел в великокняжеском войске и судьбе самого Игоря, но к тому времени Свенельд с верной ему дружиной уже находился бы в Киеве, а конница воеводы Ярополка была бы где-то в Диком поле.

Но, прежде чем Свенельд мог начать осуществлять свой план, дружинники должны были знать, что великого князя нет в живых, конница воеводы Ярополка направилась спасать остатки великокняжеского войска, а ладейной дружине надлежит срочно прибыть в Киев, чтобы защитить его от ожидаемого нападения степняков. Да-да, нападения степняков, ибо Свенельд не собирался ограничиться лишь ложными вестями о великом князе и его войске, он замыслил распустить слух, что степняки, воспользовавшись ослаблением военной мощи Руси, намерены совершить набег на ее стольный град. И тогда никто не посмеет сказать ни слова против Свенельда, спешащего со своей дружиной на помощь великой княгине и жителям Киева, над которыми нависла угроза вражеского нападения. Но этот тщательно продуманный, всесторонне выверенный план мог начать действовать лишь через несколько суток, а жизнь заставила Свенельда принимать важнейшее для себя решение уже сегодня, в самом начале осуществления его замыслов.

Причиной этого послужило прибытие сегодня утром в его лагерь трех ладей из Киева. В двух находились дружинники, сопровождавшие сотника Рогдая к древлянам, в третьей – гонец великой княгини, повелевший от ее имени Свенельду срочно отправить в стольный град две тысячи воинов на смену коннице Ярополка, которая готовилась к походу в Дикую степь на подмогу остаткам великокняжеского войска. Вначале Свенельд счел самым опасным из прибывших людей Рогдая. Его посещение древлян могло преследовать одну цель – Ольга хотела заручиться поддержкой древлянского князя Мала в случае выступления против нее Свенельда. При успехе переговоров Рогдая Свенельду пришлось бы, прикрывая себя от удара древлян в спину, ослабить свою и без того немногочисленную дружину. Он уже подумывал, не послать ли тайно вдогонку за ладьями Рогдая четыре-пять своих драккаров с преданными викингами, чтобы посланник Ольги вместо стольного града древлян Искоростеня очутился на дне Днепра, но оказалось, что настоящая беда подкрадывалась к Свенельду совсем с другой стороны.

Он поначалу не придал особого значения приезду с гонцом Ольги верховного жреца Перуна и христианского священника Григория. Помимо русов-язычников воеводы Рати-бора в дружине Свенельда имелось несколько сот викингов-христиан, прежде служивших императорам Нового Рима и принявших в Византии веру Христа, поэтому появление жреца Перуна и пастыря киевских христиан Свенельда не удивило и не насторожило. Но когда часа через два обычно спокойный лагерь загудел словно растревоженный пчелиный рой, Свенельд пожелал узнать, в чем дело. Оказалось, что жрец Перуна и священник Григорий, собрав вокруг себя русов-язычников и викингов-христиан, рассказали им о поражении войск князя Игоря на Итиль-реке, о принятом Ольгой решении послать на помощь остаткам великокняжеского войска конницу Ярополка, о ее приказе Свенельду срочно отправить две тысячи викингов на защиту Киева.

Но если бы это было все! И языческий жрец, и христианский священник проклинали хазарского кагана, старого недруга славян и викингов, нанесшего предательский удар великокняжескому войску, призывая храбрых русичей и их верных боевых друзей-викингов отомстить за погибших братьев, предлагали дружинникам Свенельда поторопиться с отплытием в Киев, чтобы конница Ярополка как можно скорее отправилась на выручку остаткам русско-варяжского войска. Через время к жрецу Перуна примкнул дротт Одина, также распаливший викингов-язычников воспоминаниями о многочисленных кознях хазар, когда-либо учиненных ими против викингов, взывал к мести за почти полностью погибшую дружину ярла Олафа, требовал уже следующим утром отправить лучших гирдманов в Киев, чтобы конница Ярополка поскорее выступила навстречу уцелевшим викингам ярла Эрика. Дело завершилось тем, что викинги-христиане срубили деревянный крест и, став вокруг него на колени, принялись распевать за священником Григорием грустные, тягучие песнопения, а жрец Перуна договорился с дроттом Одина совместно обратиться в полночь к богам за советом, каким образом русичам и викингам отомстить за кровь соплеменников и единоверцев.

Отказываясь верить собственным глазам и ушам, Све-нельд переходил от одной группы викингов к другой и везде слышал те же разговоры: о жгучем стремлении отомстить хазарам, о желании быстрее очутиться в Киеве. Свенельд с ужасом убеждался, что в ближайшее время никакие его приказы или увещевания не заставят викингов выступить против киевской княгини, ибо с сегодняшнего утра злейшие враги викингов – хазары, самое сильное их чувство – жажда мести за погибших боевых друзей, а княгиня Ольга стала единственным человеком, могущим спасти остатки варяжских дружин, отправившихся с великим князем Игорем на Каспий. К этой мысли пришли и все посвященные в план Свенельда единомышленники, с которыми он встретился в полдень. Нежданное прибытие в лагерь верховного жреца Перуна и христианского священника Григория спутало все их расчеты, сделало неосуществимым выступление против княгини Ольги под любым предлогом!

Но Свенельд не намерен так быстро и просто сдаться. Великая княгиня требует прибытия двух тысяч викингов в Киев? Они прибудут! Он сам приплывет с ними, оставив на по-рубежье с древлянской землей дружинников воеводы Рати-бора и викингов-христиан. Он самолично оценит, какую силу представляет сегодняшнее киевское ополчение и устоит ли против его воинов, напади они внезапно на ополченцев в самом городе. Он встретится с давнишними недругами князя Игоря и его жены и узнает, сколько у него сторонников. Разве не может случиться так, что Игорь сложит голову в Диком поле и для защиты Киева и всей Руси потребуется опытный военачальник, а не вдовая великая княгиня? Поэтому он покуда не возвратит в дружину викингов, которые стерегут ведущие из Хазарии караванные тропы, и в случае надобности в Киев без промедления могут поступить нужные Све-нельду вести о гибели Игоря и его войска. Он еще поборется с тобой, великая княгиня Ольга!

– Великий князь, против нас собралось все Дикое поле,– проговорил Асмус.– Степняков сейчас намного больше, чем было поначалу буртасов и булгар на Итиль-реке. Даже черные клобуки с печенегами и те пожаловали.

– Иначе и быть не могло,– отозвался Игорь.– Одних привела сюда давняя вражда с Русью, другие мечтают поживиться захваченной нами на Хвалынском море добычей. И всем им нужно одно – наша погибель. Как жаждут они ее!

– Ты о них слишком хорошего мнения, русский князь,– произнес стоявший рядом с Асмусом невысокий худощавый человек с дочерна загоревшим лицом, светлыми волосами и аккуратно подстриженной бородой.

Левый рукав его полосатого халата был пуст и засунут за пояс, узкие носки сафьяновых сапог были высоко задраны кверху, голову прикрывала лохматая меховая шапка. Человек был без кольчуги или другого защитного доспеха, из вооружения на нем висел короткий широкий меч да за голенищем правого сапога торчала рукоять боевого ножа.

– Неужто ты думаешь, что степняки сейчас помнят о какой-то старой вражде с Русью либо о новых обидах, причиненных твоим воинством их единоверцам на Каспии, если их разум сегодня ослеплен блеском