освобождает их от рабской боязни перед низшей силой и ее проявлениями. И есть люди, которые не могут возвыситься над законами страха.
Трус делает себя трусом, трус ищет страх, герой делает себя героем, находя способы одолеть страх, или он вообще не видит его. Для труса есть те же самые возможности не быть трусом, как и для героя, — уклониться от геройства. Но речь идет не о частных случаях, а о поведении, о линии жизни.
Большинство людей трусливы не от рождения, виновата не их наследственность. Есть давление среды, обстоятельства истории. Все эти причины существуют, они позволяют утешаться: «Мы тут ни при чем, такова жизнь». Ответственность как бы снята. На самом деле страху чаще всего уступают, от мужества отрекаются. Короленко, направляя свои письма Луначарскому против большевистского террора, обвиняя коммунистов в жестокости, совершал лишь то, что считал для себя обязательным. В жизни он был мягкий человек, отнюдь не склонный к геройству. Почти так же субъективно не ощущали себя героями Иван Петрович Павлов или Владимир Иванович Вернадский. Они не осознавали собственную смелость или отчаянность вызова властям, выступая против репрессий. Ими двигало понятие чести, справедливости.
Трус подспудно всегда ощущает стыд как свою виновность в том, что он трус. Человек переносит свою несостоятельность, защищаясь ходовыми рассуждениями о том, что бесполезно было бороться, ничего изменить нельзя, такова система: «Я смирился, потому что все смирились».
Папа римский Иоанн Павел II выступил с призывом: «Не бойтесь!» Он имел в виду, что «Бог хочет спасти человека, хочет, чтобы человек осуществился в той мере, которую Он Сам замыслил для него». Поэтому, говорил он, не бойтесь переступить порог надежды, позвольте себя вести. «Чтобы освободить современного человека от страха перед самим собой, перед силами этого мира, нужно, чтобы человек лелеял в душе страх Божий».
Высший страх Божий был у пророков, они не боялись провозглашать истину Божью, чего бы это им ни стоило.
И они действительно шли сквозь все препятствия, бесстрашно держались под пытками.
Страх Божий для них был надежной защитой от страха перед людьми. Они сделали выбор, для них страх перед людьми — недоверие к Богу.
Верующий человек держит перед собою эти примеры.
Скажи Господу: «Оплот мой, моя сила,
Ты — Бог мой, на Тебя уповаю!»
Ибо Он избавит тебя
От сети ловчей
И от язвы губящей,
Осенит тебя Своими крылами,
И под сенью перьев Его утаишься.
Щит твой и доспех твой — Его верность.
Не убоишься ни страха ночного,
Ни стрелы, во дни летящей,
Ни язвы, крадущейся во мраке,
Ни мора, губящего в полдень.
Священное писание понимает Страх Божий как добродетель, как счастье и мудрость. Таков один из основных мотивов Ветхого Завета.
В Притчах сказано, что «Страх Господень — источник жизни, удаляющий от сетей смерти».
«Да не завидует сердце твое грешникам, но да пребудет оно во все дни в Страхе Господнем, потому что есть будущность и надежда твоя не потеряна».
«Боящийся Господа ничего не устрашится и не убоится, ибо он — надежда его».
«Блаженна душа, боявшаяся Господа»
Книги Исайи, Псалмы, книги Иисуса, сына Сирахова — все они углубляют, утверждают понятия Страха Божиего как средства от страхов земных, как возможности человека возвыситься над своими слабостями, ужасами.
Как бы обобщением всех высказываний звучат слова в Книге Исхода:
«И сказал Моисей Народу: не бойтесь, Бог к вам пришел, чтобы испытать вас и чтобы страх Его был перед лицом вашим, дабы вы не грешили».
Новый Завет показывает, что все же следует бояться людей, если им поддаешься, теряешь внутреннюю свободу. В Евангелии от Матфея говорит Христос:
«…Не бойтесь их, ибо нет ничего сокровенного, что не открылось бы, и тайного, что не было бы узнано. Что говорю вам в темноте, говорите при свете, и что на ухо слышите, проповедуйте на кровлях…» (10, 26–27).
Он говорит — боятся убивающих тело, но бояться надо убивающих душу.
Священное Писание уделяет много внимания человеческим страхам. Философы, которые специально исследовали природу страха, — Кьеркегор, Шеллинг, Уайлдер — опирались прежде всего на Библию.
Обыденное сознание зачастую уверено, что религия держится на страхе наказания. Картины ада должны устрашать, удерживать от греха. Система простая — будешь хороший, добродетельный, — попадешь в рай. Плохой — в ад. Страх вечного огня, мук должен делать человека лучше. Нравственность диктуется страхом. Такое упрощение не раскрывает причин религиозной веры. Спасает не страх кары. Спасает вера в Бога, любовь к нему. Религиозный человек боится не ада, не Геенны огненной, он боится Бога. Страх Божий связан не с наказанием, верующего останавливают страх и стыд потерять Божию любовь. Для верующего этот страх посильнее котлов с кипящей смолой, в которых его обещают без конца варить.
Обычный человек — это арена борьбы добра и зла, страха и отваги. Их поединки у каждого проходят по-своему. Достигнуть свободы можно, лишь преодолев страх.
Одни отступают перед насилием, перед могуществом зла, его искусом, присоединяются к запуганному большинству, которое так необходимо власти. Другие вступают в борьбу за себя, за свою человечность. И те, кто не призывает Бога, борются в одиночку, борются с переменным успехом, но не прекращают своей борьбы. Не пассивное приятие судьбы, — свобода приходит к ним как активное приятие всей ответственности за свою судьбу. Быть самим собою, к чему бы это ни привело, — в этом смысле человек богоподобен. И эта свобода трудна и трагична, ибо не на кого и не на что перекладывать бремя ответственности за свои поступки.
