неуправляемым, каким становилось само государство. И чем дальше во времени, тем большим оказывалось это безумие, как государства, так и царя, который превращался в марионетку развития событий, в щепку на поверхности течения бурного потока неуправляемых обстоятельств.
IV
Первым следствием вынужденного присоединения Сибири к Московской государственности было разрушение, если так можно выразиться используя современный язык, — разрушение всей Восточной политики, на которой собственно и возникла эта государственность. Полностью исчезла восточная граница, открыв бесконечные пространства, малозаселённые туземными народцами и племенами. С исчезновением границы по восточным рубежам исчезла опасность появления оттуда организованных хищных нашествий, не надо было больше выкупать и разменивать пленных, держать там многочисленные рати, заключать мирские договоры и вести равноправные переговоры.
Это вызвало огромной значимости потрясение всего управленческого основания государственной власти. Целые роды бояр, дьяков и подьячих, служилых людей всякого государственного звания, поколениями копившие и передававшие от отцов сыновьям бесценные опыт и знания, связи с ханскими и околоханскими татарскими родами, теряли влияние и надежду на будущее, теряли положение при царском дворе. Обречёнными на безработицу и ненужность оказывались большинство советников по отношениям с татарским Востоком. Падал престиж Посольского приказа, ибо вновь, как века назад, внутриполитические тревоги вырвались в передний ряд государственных проблем, затмили дела международные, межгосударственные. Столь же неудержимо падала политическая ценность восточных крепостей и военачальников, знавших тонкости ведения восточных войн, необходимую на Востоке тактику и стратегию. Становилась неизбежной перестройка структуры вооружений, самих войск, многих ратей, так как прежние восточные войны требовали для успешного их ведения многочисленной лёгкой конницы, способной быстро перемещаться на лесостепных просторах. Да и пехота должна была быть в приграничье с ханствами лёгкой и подвижной, искусной в стычках с неожиданными стремительными нападениями воинственных отрядов кочевников, морально выдерживать знаменитые “хороводы” степняков, их тактику, что нарабатывалась тысячелетиями и с парфянским вариантом которой некогда ничего не могли поделать даже военные гении Древнего Рима.
V
Вторым важнейшим следствием разгрома Сибирского ханства Ермаком было крушение авторитета московской власти. Произошло не просто завоевание очередного ханства, но вследствие этого завоевания как бы размылась, исчезла граница вообще. До сих пор у нас и в мировосприятии, и в культуре Европейской России остро ощущается отсутствие кровного интереса к нынешним восточным границам, — если так можно выразиться, отсутствует инстинктивное народное чувство их существования. Умозрительно мы знаем, что они есть, что за той границей Китай, Корея, Япония, — но в эмоциональном восприятии они суть нечто смутное, туманное, не вполне определённое. И это прямое следствие того, что произошло тогда, четыре столетия назад. Но ведь до похода Ермака за Каменный Пояс такого не было, такое просто невозможно было представить
Кроме того, пока имели место восточно-татарские ханские образования, проблемы убегающих от помещиков крестьян, беглых преступников касались в основном только Дона и иных мест средоточия южного казачества. Эти проблемы Московское государство худо-бедно научилось и привыкло утрясать и решать разными способами и средствами. Прежде московские чиновники мало ломали головы заботами о беглых за Поволжье, потому что русские люди редко продвигались на Восток. Чаще всего на Восток попадали при татарском пленении, и бежали обратно из неволи, так как там положение русских людей было гораздо хуже, чем при крепостном праве в московских землях. И такое отношение к восточным ханствам было в основе народного мировосприятия Московской Руси. Ермак, как будто прорвал плотину, открыл возможность для бегства крепостных на восточном направлении, к чему государство было не готово.
На Поволжье, где ещё недавно было опасное порубежье, воцарились смута и беспорядок в государственных отношениях, — смута в умах, которая, по-видимому, подхватила, увлекла и инородное туземное население. Представляется чрезвычайно любопытным, что и в самые критические периоды Великой Смуты не возникло сколь-нибудь значительных и опасных движений по возрождению только- только повергнутых ханств.
VI
Именно в такой исторической обстановке начал зарождаться и набирать силу приоритет Западной политики Московского государства.
У нас сложилась, обросла пышными академическими ветвлениями, стала чуть ли ни абсолютной истиной “
Не следует забывать, Москва несколько веков не знала слабой великокняжеской власти. Слабую верховную власть может позволить себе государство с сильным бюрократическим, военным аппаратом, или, по крайней мере, сложившейся иерархией рационального общественного сознания, бюргерского общественного сознания. А Русь вела борьбу за государственное выживание в весьма архаичных формах, когда роль первого лица власти, Великого князя была очень значимой. Эта борьба выковывала прекрасных прагматиков в политике, и Иван Грозный был не последним из них.
Даже Пётр Великий с его молодостью и энергичным деятельным характером, беспрецедентными до него в русской истории цельностью политических намерений и волей, окружённый сподвижниками и имея за спиной сложившиеся в народе после Великой Смуты и унизительной иностранной интервенции представления о неизбежности столкновения с Западом, опираясь на моральный дух оскорблённого народного и государственного достоинства, при благоприятнейшей международной обстановке, какая сложилась в результате войн за Испанское наследство, — даже он решился на войну за
Видится лишь одна логически убедительная причина Ливонской войны. Именно потому, что царю и виделась и чувствовалась государственная смертельная болезнь, он вынужден был броситься в ожесточённую и изматывающую, обречённую на поражение Большую войну — разом и с Польшей, и с Швецией. В его положении это был единственный шанс как-то контролировать события. Реформы государственного управления провести не удалось. Смута в умах феодального дворянства, разброд и