(Последний звался тоже Михаилом). А сын его, Тишайший, все молил За отрока Алешу. Был он милым. Скончался только в малом городке. Не в Бозе умер, не в Абастумане, Не в оренбургском пуховом платке, Не в южном перламутровом тумане. Так триста лет и три еще годка Перекликалась матушка Россия С дремучей Русью. Даже не века Прошли с тех пор — лишь четверть… а лихие Года достались нам, тебе и мне. Что крови иностранной в наших жилах! Я пальцем написала на стене: О смерти помни и живи в могилах. Равноапостольный тебя благословил, И сын твой идолов из душ изгонит. Не хватит сил? Нет, хватит даже сил, А мудрость даже старость не затронет. И храм святой в Царьграде отопрем — Не быть ему мечетью и музеем. Всех подопрем и лбом своим упрем, Мы ожерелье янтарем заклеим. 26.8.1942

«Это осень, сокрушаясь, шарит…»

Это осень, сокрушаясь, шарит, В дачных чемоданах розу ищет, Городскую розу снова дарит, Замшевую розу тучей прыщет. Темно-красная, духами роза Нежно и беспомощно запахнет. Без шипов она и ждет мороза, Пусть мороз над нею только ахнет. Хороша, так звездами засыплем, Что роса! Снежинки — в сердцевинку Мы аперитив с тобою выльем, Смешанный с другим на половинку. — Вы прекрасны, а душа — славянка. Вы печальны, а душа — вампира… Нет, меня трепала лихоманка, Я не создаю себе кумира. Я устала от труда в конторе, Я хотела б позже подыматься, С милым другом я сегодня в ссоре, В чем не смею даже сомневаться. И война мне сердце беспокоит, Отступают наши на Кавказе. Кто купоны на пальто устроит И ошибки выправит в рассказе? И в семье не все благополучно, И худею я, болит головка. Мне сегодня просто очень скучно, И не веселит меня обновка. Я себе купила одеяло Серо-голубое, трафаретом Лжевосточным. Заплатила мало, Буду спать под ним зимой и летом. Кто под ним приснится — будет первым, Если даже поневоле. Уходите, это просто нервы, Я боюсь лишь холода и моли. 26.8.1942

«Мы трогаем камень нагретый…»

Мы трогаем камень нагретый За солнечный день. А к утру Волшебное горло поэта Что ночью под стать серебру, Чуть дышит… А как же стонало И плакало в полночь оно! И где его нежное жало, И мед, и любовь, и вино? Оно холодеет, как мрамор Каррарский, но сердце чуть-чуть Еще отдается упрямо, Заняв облегченную грудь. И в твердых ладонях, где жилки, Как те, что проводит апрель, Как будто бы шорох копилки, Мой вклад принимающей в щель. 28.8.1942
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату