Некоторое время они молча смотрели на закат. Глеб, похоже, делал вид, что не вслушивается в их разговор. Наконец, просто чтобы нарушить молчание, Седов сказал:

— Глеб, развлечь тебя пением дуэтом?

— Развлеките.

Седов посмотрел на Аллу:

— Что, может, споем вдвоем?

Она колебалась. Он улыбнулся. Увидев, что она не возражает, тронул струны, начал петь:

— «А знаешь, все еще будет…»

— «Южный ветер еще подует…» — подхватила она.

Они пели вместе, пели тихо — и он не верил своим ушам. Он никогда не слышал такой удивительной манеры петь. Когда они пели большой компанией у костра, тогда, в бухте под Кара-Дагом, он ничего подобного от нее не слышал.

Он почти перестал трогать струны, стараясь подавать мелодию лишь намеками. То, что он слышал сейчас в ее голосе, удивляло его, в ее голосе было главное, то, что нельзя подделать. Он трогал струны и понимал: он верит ей, потому что в ее голосе есть душа. И так же, как он, ее голосу будет верить каждый. Она прирожденная певица, с настоящим голосом. Ей нужно выступать, и не в ресторанах, а на концертах. А она торчит здесь, на этой яхте.

После того как песня кончилась, Глеб сказал:

— Ребята, здорово. Честное слово, здорово. Седов посмотрел на Аллу:

— Споем еще?

— Нет, хватит. — Некоторое время она изучала закат, уже захваченный темнотой. — Ты вообще чего не спишь?

— Не спится. А ты чего не спишь?

— Что спать, скоро моя вахта. Иди спи. У тебя ведь «собака». Давай. А я посижу тут.

— Ладно. — Засунув гитару в чехол, спустился в каюту. Снял брюки, рубашку, залез на верхнюю койку, натянул на себя простыню. Полежал, прислушиваясь к стуку дизеля. И вскоре забылся сном, которым спят перед вахтой, так, чтобы вот-вот проснуться.

По-настоящему он заснул после восьми утра, отстояв собственную вахту, «собаку», конца которой еле дождался. После того, как Глеб сменил его, спустился в каюту, залез, не раздеваясь, на свою койку и тот же заснул как мертвый.

Во сне ему казалось: он слышит звуки пулемета. Потом пулемет замолчал, но вскоре он почувствовал: кто-то с силой трясет его за плечо. Некоторое время ему казалось, что это происходит во сне. Но в конце концов, после очередного сильного толчка, ему пришлось открыть глаза.

Рядом с его койкой стояла Алла. Увидев, что он проснулся, сказала:

— На нас напали.

— Напали — кто?

— Какой-то катер. Он дал пулеметную очередь, предупредительную. Глеб попросил тебя разбудить, поднимись к нему. Он на баке, а я встала за штурвал. Все, я пошла.

Быстро одевшись, поднялся на палубу. Еще поднимаясь по трапу, увидел: примерно в полукабельтове от них, прямо по курсу, качается на штилевой волне катер, по виду — пограничный.

Глеб стоял наверху, на крыше каюты, одной рукой ухватившись за мачту, а в другой держа мегафон. Когда Седов подошел, сказал, на секунду покосившись:

— Юра, я прошу тебя меня поддержать.

— Поддержать в каком смысле?

— На катере какая-то банда.

— Банда? — Да.

— А по виду вроде пограничники.

— Пограничники… Ты видишь их флаг?

Седов вгляделся. Флаг, висящий на корме катера, был то ли просто темным, то ли умышленно чем-то вымазан.

— Вижу.

— Можешь сказать, чей это флаг?

— Нет. По-моему, они его вымазали.

— Именно. Они маскируются под пограничников, пытаются говорить по-болгарски, но ясно: это банда. Кто-то навел их на «Алку».

— А что они могут взять с «Алки»?

— Могут. Поверь мне, могут. Седов посмотрел на Глеба: — Да?

— Да. Они могут взять на «Алке» очень многое. Поэтому я прошу тебя меня поддержать.

— Хорошо, я готов тебя поддержать. Но что делать?