Барахтае роль милиционера. Помощник Гущина улыбнулся:
— Здравствуйте. Если вы ищете Виктора Александровича — он в главной надстройке, в первой каюте справа. Он ждет вас.
— Спасибо.
Каюта, в которую он вошел, была небольшой; кроме койки, здесь стояли только принайтовленные к переборкам и палубе рабочий стол и кресло. Сидящий в кресле Гущин кивнул:
— Садись.
— Виктор Александрович, я скоро вернусь, и мы с вами поговорим капитально. Но тут такое дело — Алла хочет проститься с Довганем. Я хотел бы ее проводить. Сами понимаете…
— Понимаю, Юра. Конечно, пойди с Аллой. Он лежит в медсанчасти. Пойдите проститесь с ним. Я буду здесь.
— Еще одно, Виктор Александрович. Алла хотела бы похоронить Довганя в море. Родственников у него нет, Алла — единственный близкий ему человек. Как вы?
— Я не возражаю. Считаю, она имеет право решать, где его похоронить. Да и сам я считаю, что похоронить его в море — единственно разумное решение.
— Тогда, Виктор Александрович, я скоро вернусь.
— Давай. Буду ждать.
Вернувшись к Алле, Седов провел ее в медсанчасть. Сказал сидящему у входа десантнику:
— Мы хотим проститься с погибшим.
— Пожалуйста. — Десантник открыл дверь в соседнюю каюту. — Вот здесь.
Глеб лежал на медицинской каталке в центре, накрытый синей простыней. Подойдя, Алла откинула простыню. Сказала, не поворачиваясь:
— Я хотела бы побыть с ним одна.
Седов вышел. Десантника в медсанчасти уже не было, он ушел, видимо, решив не мешать.
Алла вышла минут через пять. Постояла у открытого иллюминатора. Повернулась:
— Я сейчас схожу на яхте на берег, куплю цветы. Схожу одна. Я хочу это сделать одна. Тебе ведь, наверное, нужно поговорить с Виктором Александровичем?
— Нужно.
— Поговорите. А я пока куплю цветы. А когда вернусь, мы с тобой выйдем с Глебом в море. И похороним его. Проводишь меня до трапа?
— Конечно. Остановившись у трапа, сказала:
— Знаешь, я передумала — насчет этого миллиона.
— Передумала?
— Да. Я хочу его положить на свой счет. Причем прямо сейчас. Здесь, в Чахбехаре.
— У тебя это получится? У тебя есть счет?
— Счет у меня есть. Даже если бы не было — положить миллион долларов в банк у меня везде получится. Только хочу предупредить: то, что я положу этот миллион на свой счет, не будет означать, что я возьму его себе. Просто, если я сейчас, именно сейчас положу эти деньги на свой счет, они будут сохраннее. Ну, а потом… Потом я или мы с тобой вместе решим, что делать с этими деньгами. Ты не против?
— Нет, не против.
— Тогда все. Поможешь отдать швартов?
— Конечно.
Спустившись вниз, он подождал, пока Алла перейдет на яхту, — и, отвязав швартовый конец, бросил его на палубу. Яхта, отойдя от борта крейсера, ушла к береговым причалам.
Вернувшись в каюту к Гущину, сказал:
— Все, Виктор Александрович. Я готов к разговору.
— Садись.
— А вы?
— Я постою, насиделся сегодня. Успел исписать с утра горы бумаг.
— Что так?
— А… — Гущин махнул рукой. — Садись, в ногах правды нет.
Подождав, пока Седов сядет, сказал, глядя в иллюминатор:
— Плохо дело, Юра.
— Что случилось?
— Случилось то, что мы теперь получаемся чуть ли не виноватыми.
— То есть как — чуть ли не виноватыми?