— Володя, вы отлично знаете Леонида. Он никому не проговорится. И ничего никому сбалтывать не будет.
— Все же нужно подстраховаться. Вы можете ему позвонить?
— Зачем звонить. Мы сейчас подъедем, я поднимусь к нему в квартиру и все расскажу.
— Сделать это нужно быстро. Нам нужно встретиться еще со многими людьми.
— Володя, не волнуйтесь. Мы со всеми встретимся. И все сделаем. Обещаю вам..
— Только прошу, Петр Николаевич, не забудьте — желательно, чтобы меня видело как можно меньше людей. Сегодня в Москве меня нет. Я появлюсь здесь только послезавтра.
«Алка» подходила к рейду. Еще издали Седов увидел в бинокль: Гущин с одним из десантников стоит у трапа «Хаджи-бея». Сказал Алле:
— У трапа на крейсере стоит сейчас Виктор Александрович Гущин. Тот самый человек, с которым я разговаривал позавчера. Помнишь?
— Смутно, но помню. Кто это?
— Мой непосредственный начальник. — Помолчал. — Представляю, как ты меня ненавидишь.
— Ненавижу?
— Да, узнав, что у меня есть непосредственный начальник. Не глядя на него, спросила:
— Думаешь, у меня есть причина для ненависти?
— Ну… все ведь становится понятным.
— Что — все?
— Зачем я появился на яхте.
— Зачем ты появился на яхте, я поняла задолго до сегодняшнего дня.
— Интересно.
— Ничего интересного. Думаешь, это трудно было понять?
— Что — это на тебя никак не повлияло?
— Не повлияло — в каком смысле?
— Ну… мы же с тобой говорили друг другу что-то. О чувствах. И потом, кое-что произошло этой ночью. Между нами.
— А для тебя разве это важно? То, что мы говорили о чувствах? И то, что произошло между нами этой ночью?
— Очень важно.
Она ничего не ответила. Яхта приближалась к «Хаджибею», лица людей на палубе давно уже можно было различить без бинокля. Наконец, закрутив штурвал, чтобы вписаться в разворот к трапу, сказала:
— Юра, на чувства такие вещи не влияют.
— По-моему, наоборот, влияют.
— Не влияют. Чувство, оно такое, оно или есть, или его нет.
— Так оно, это чувство, у тебя есть?
— Прекрасно знаешь, что есть.
— Значит, мы с тобой объяснились.
— Мы с тобой давно объяснились. Только толку мало.
— Почему?
— Потому что все равно это ничего не даст. Он не удержался, тронул ее за плечо:
— Алла… Не даст — почему?
— Юра, не трогай меня. Я ведь реагирую.
— Хорошо, — он убрал руку.
— Не даст, и все. И давай не будем больше об этом говорить.
— Раз не хочешь — не будем.
Они замолчали — до момента, пока яхта не подошла к трапу. После того как они поднялись наверх, Гущина у трапа уже не было. Остановившись, Алла сказала:
— Я хотела бы увидеть Глеба. Сразу.
— Хорошо. Ты можешь подождать пять минут? Я разыщу Виктора Александровича и тут же вернусь.
— Не забудь сказать насчет похорон. Что мы хотим похоронить Глеба в море.
— Хорошо.
Двинувшись к главной надстройке, увидел Паламарчука, которому так успешно удалось сыграть в бухте
