О том, что он обнаружил на корме яхты мину, он должен сказать Глебу и Алле. Но вот когда он скажет им об этом — он должен тщательно взвесить.
Крейсер должен был вот-вот пройти мыс Эль-Хадд, после которого намеченный маршрут следовало без лишних вопросов изменить. Учитывая это, Петраков поднялся в ходовую рубку сразу же после восьми утра. Он уже слышал о покушении на отца — сначала во вчерашних вечерних новостях, после которых обменялся радиограммами с Москвой, затем в повторном сообщении, переданном только что.
Подумал: те, кто стоит сейчас в ходовой рубке рядом с ним, конечно же, тоже знают об этом. Но молчат, проявляя тем самым сдержанность и своего рода морскую солидарность. Остановившись рядом со штурвальным, он не заметил ни одного брошенного в его сторону взгляда.
Первым, кто завел разговор об отце, был Бегун. Поднявшись в рубку вскоре после Петракова, старпом, остановившись рядом, сказал негромко:
— Леонид Петрович, я потрясен. Я только что слышал последние известия. Не могу поверить.
— Спасибо, Кирилл Степанович. Но с отцом все в порядке, я только что получил радиограмму от главврача. Поэтому давайте будем гасить на крейсере разговоры на эту тему, хорошо?
— Конечно, Леонид Петрович. Но вообще можете располагать моей поддержкой. — Помолчав, старпом спросил: — После Эль-Хадда сворачиваем на норд-вест?
— Нет, продолжаем идти на норд. Даже на норд-норд-ост. В связи с особыми условиями задания. Прошу, Кирилл Степанович, проследить за младшими штурманами, чтобы они держали этот курс. И, главное, чтобы все обходилось без лишних расспросов. Вы поняли мое указание?
— Так точно, понял, Леонид Петрович. Куда примерно мы будем держать курс?
— Пока на Чахбехар. А потом я скажу.
— Хорошо, Леонид Петрович. Все будет сделано, как вы говорите.
— И предупредите старших офицеров, чтобы после обеда не расходились. Я проведу с ними короткую беседу.
— Есть, Леонид Петрович.
Петраков простоял в ходовой рубке почти до самого обеда. За полчаса до того, как они втроем, он, Глеб и Алла, должны были, как обычно, сесть обедать у него в каюте, позвонил Глеб. На завтрак Глеб и Алла не пришли, поэтому первое, что сказал Глеб, было:
— Леня, черт возьми… Что ж ты мне не сказал про отца? После памятного разговора с Лапиком Петраков вдруг осознал, что не может уже говорить с Довганем так, как говорил раньше. Помолчав, выдавил:
— Глеб, было некогда. Да и потом — ведь все обошлось. У отца легкое ранение. Он выписывается.
— Я рад. Как насчет обеда? Приходить? Смотри, мы можем пообедать где-то еще.
— Почему, приходите. Буду ждать вас, как обычно.
Во время обеда разговор в каюте Петракова не клеился. Ничего, кроме того, что было уже известно из последних новостей, Петраков рассказать не мог. Довольно сухо сообщив о том, что киллера найти не удалось, а жена отца, его мачеха, скончалась на месте, он замолчал.
Лишь к концу обеда, когда Глеб и Алла собирались уходить, сказал:
— Глеб, если хочешь опробовать яхту, можешь сделать это завтра утром.
— Завтра утром?
— Да. По моим расчетам, мы встанем на бочку часов в девять. Подойдет наш корабль, чтобы забрать экипаж, — и сразу же можете спускать яхту. Без экипажа крейсер будет стоять на бочке нескЪлько суток. На нем будут только я и еще человек двадцать, чтобы проинструктировать иранцев, на что и где нажимать.
— Отлично. Будем готовиться.
После обеда Петраков дождался, пока в каюту придет старший лейтенант Качуров. Спросил:
— Ну что?
— Леонид Петрович, свободные от вахты офицеры ждут вас в кают-компании.
— Бегун и Чурылин там?
— Так точно, Леонид Петрович.
— Хорошо, идем. — Взяв подготовленную заранее папку с несколькими приказами по кораблю, спустился вместе с Качу-ровым в кают-компанию.
Здесь сидели девять офицеров, все свободные от вахты. Кивнув им, сел за стол, положил папку перед собой. Выждав, сказал:
— Друзья! Наш переход подходит к концу. Переход был трудным, вы это знаете. Было все. Но вы, каждый из вас, все до последнего человека, выдержали проверку на прочность. За что я вам благодарен. Большое вам спасибо, друзья. Сердечное спасибо.
— Служим России! — ответили сидящие почти в один голос.
Оглядев всех, Петраков вздохнул:
— Теперь — не как подчиненным, а как друзьям по службе. Вы знаете, что для меня конец перехода был омрачен случившимся в Москве. К счастью, для самого близкого мне человека, отца, все обошлось благополучно. Он легко ранен и выписывается из больницы. Больше я не хотел бы говорить на эту тему.