И в силу вступает военный устав,И ночь фронтовая идёт.
На окопах
Ватник промоченный. Ноги в обмотках.Вязнет лопата в ржавом суглинке.С неба строчат и строчат пулемёты.К свежей земле припадают косынки…Женщины! Женщины с Охты и Выборгской.Жёны и матери, сёстры и дочери…Ни шагу назад — нам другого нет выбора.Землю копаем сосредоточенно.Ни шагу назад! Так вот эта линия.Мы её вывели потом и кровью.Пальцы синеют от белого инея.Стынут и лужи. Мы роем, мы роем…Комнаты Ленина, комнаты Кирова,Смольный за нами! Мы не в осаде:Тут супостату могилу мы выроем —Это Берлин осаждён в Ленинграде!
Ольга Берггольц и я
Ольга Фёдоровна БерггольцКаждый день выступает по радиоКак соратница наша, не гость.Этот голос меня очень радует.Я — Варвара. Вы — Ольга. Ну что ж,Мы блокадные с вами сёстры,И порыв наш по-братски схож.Память стала, как бритва, острой.И как будто на фотоплёнкуВсё, что было тут я сняла:Хлеба тонкий и лёгкий ломтик,Бомбы, сброшенный из-под крылаБомбовоза, что хищным ястребомВсё кружил над нами, кружил.Всё сняла я с предельной ясностью,Всю блокадную, скорбную жизнь:И дистрофика резкий профиль,И по-детски нетвёрдый шаг,И дежурных на снежной кровле.Взрыв снаряда — как боль в ушах.Я, поэт, стала фотографом,Всё снимаю без всякой камеры.Всё, что вижу, мне очень дорого —И снарядом взрытые камни,И хожденье к Неве зимней с вёдрамиЗа водой, что дымится в проруби…Летописцы мы с Ольгой ФёдоровнойОбороны и мужества города.
Девочка у рояля
Дочери моей, Марине Дранишниковой.
Стрелки непочиненных часов,Как трамваи, неподвижно стали.Но спокойно, под набат гудков,Девочка играет на рояле.У неё косички за спиной.На диване в ряд уселись куклы.Бомба, слышишь? В корпус угловой…Дрогнул пол… Коптилка вдруг потухла…Кто-то вскрикнул. Стёкла, как песок,Заскрипели под ногой. Где спички?Девочка учила свой урок,В темноте играя по привычке.