Он даже не поверил своим глазам, когда увидел въезжающий во двор Юлин мерс.
Оттер с лица воду. Проводил взглядом машину, свернувшую на подземную парковку. На совершенно ватных от отпустившего напряжения ногах двинулся следом.
Внутри оказался одновременно с вышедшей из припаркованного мерса Юлей. Оглядел ее внимательно. Вроде бы все в порядке, не считая заплаканного лица. Она же скользнула по нему пустым невидящим взглядом и повернулась к дверям лифта. Упрямо сжав зубы, встал за ее спиной. Просто так он не уйдет.
Юля вела себя так, как будто его и нет вовсе рядом. Войдя в квартиру вслед за ней, быстро скинул на пол мокрую насквозь куртку. Впрочем, рубашка под ней была точно такая же мокрая, но не снимать же и ее… Попытался помочь Юле снять плащ, но она резко шагнула в сторону от его рук на своих плечах. Черт!
Они прошли в комнату и… Нет, ну сколько можно делать вид, как будто его здесь нет!
— Я никуда не уйду! Пока ты меня не выслушаешь.
«И пока ты не простишь меня» — хотел он добавить, но не решился сказать, боясь услышать категорическое «Нет». Вместо этого сказал:
— Буду здесь. Все время. Как пес цепной. Возле двери.
Он вздохнул, пытаясь унять дрожь в руках и голосе.
— Юля…. Не было ничего… Я… просто… дурак… И… прости меня…
Он не верил сам себе. Своему жалкому неуверенному голосу. И просто не знал, что еще сказать.
Резким движением Юля сбрасывает с плеч жакет. И по-прежнему молчит.
Глеб вздыхает. Нервно запускает руку в волосы. Черт! Надо признаваться во всем и сразу. Хуже уже все равно не будет.
— Юля, — разговаривать приходится с ее спиной. Что ж. Он это заслужил. — Я знаю, что вел себя как последний дурак. Но… у меня были причины. Позволь, я… Просто выслушай меня.
В ответ — лишь молчание. Но это лучше, чем откровенный отказ.
— Я до последнего не мог принять…. — Глеб продолжает, хотя все внутри него протестует против произнесения этих слов. — Я долго не мог смириться… С тем, что ты… успешнее меня. Что у тебя есть высокооплачиваемая престижная работа. Шикарная квартира. Дорогая машина. Я не знал, что могу тебя предложить.
А она все молчит. Стоит, повернувшись к нему спиной. Засунув руки в карманы брюк. Смотрит в окно. Но он точно знает, что она его слушает. Очень внимательно.
— А теперь я понял… Это все не важно. Не главное. Я готов быть твоим… — он нервно сглатывает, но упрямо продолжает: — мальчиком на содержании. Комнатной собачкой. Мне плевать, что моя… девушка зарабатывает больше меня. Лишь бы быть с тобой.
На самом деле, ему было не плевать. Он врал. В первую очередь себе. Но главное знал точно. Все неважно по сравнению с возможностью быть с ней. Без нее все теряло смысл.
Юля поворачивается. И наконец-то смотрит ему в глаза.
— У тебя больше нет состоятельной девушки. Которая зарабатывает больше тебя.
Глебу кажется, что пол уходит у него из-под ног. Те самые слова, которые он так боялся услышать. Что она больше не его. Он потерял ее.
Его начинает быть липкая мелкая дрожь.
Юля на какое-то время отводит взгляд. Смотрит в окно.
— Думаешь, я не понимаю этого? Того, что стояло между нами все это время. Разница в социальном положении… Деньги… Эта моя высокооплачиваемая работа! Будь она проклята! Все, у меня ее больше нет.
Снова поворачивает голову и смотрит ему в глаза.
— Я уволилась. К черту все! Нет у меня больше этой долбанной работы! Что это меняет?
Если бы она не была так разбита и подавлена, она бы расхохоталась. Над выражением крайнего неподдельного изумления, отразившемся на его лице. Даже рот приоткрылся.
— Ты… уволилась?
— Да!
Все до единой мысли разом вылетели у него из головы.
— Юленька… Это из-за… из-за меня, да?
— Да!
Чем он заслужил такую женщину? Которая готова рискнуть и отдать все, лишь бы быть с ним. А он… он… Он обязательно исправит все, что успел испортить. Ради нее.
— Юля… — шагнул к ней, мечтая прижать к себе и вышептать ей в висок все, что накопилось в душе.
— Нет! — метнулась от него в сторону, к окну. — Не подходи ко мне!
Да что ж такое?!
— Юля, я не понимаю…
— Не подходи ко мне! Не надо…
Он весь растерзан, порван в клочья событиями последних недель, он не соображает ни черта, он явно упускает из виду что-то важное. Что происходит? Вообще и с Юлей в частности? Она же ведь…
— Юль, ты же из-за меня уволилась?
— Да, — тихо в ответ.
Вдохнул поглубже, чтобы решиться и спросить. Ну, сколько можно ходить вокруг да около?!
— Ты… ты же любишь меня, да?
Молчание. И потом еще более тихое:
— Да…
Внутри как будто открываются какие-то шлюзы. Его затапливает облегчение. И руки сами собой тянутся к ней. Обнять, прижать к себе и сказать ответное…
— Не подходи ко мне, Глеб!
Твою мать!!! Кто ему объяснит, что происходит?! Любит — и при этом подходить к ней не моги!
— Юлька! — он уже практически орет. — Я люблю тебя! Что за дурацкие игры! Я люблю тебя, слышишь?! Не могу без тебя! На все готов ради того, чтобы быть с тобой! Перестань… Прости меня. Я был осел, но я все исправлю, обещаю…
— Ничего не исправишь, Глеб…
Его уже достали эти чертовы ребусы! Скрестил руки на груди, упрямо выдвинул подбородок.
— Объясни мне, если не сложно. Я твою логику не улавливаю, совершенно. Ты меня любишь, вон из- за меня даже с работы уволилась. Я тебя люблю, и готов плюнуть на все, включая то, что ты раз в несколько меня состоятельнее. И, знаешь что? Я совершенно не настаиваю на том, чтобы ты уволилась. Можно было этого не делать, для меня это уже не важно. Ты — единственное, что мне нужно. В чем проблема?
Она молчит. В окно смотри и молчит. И потом — спокойно, ненормально спокойно и негромко:
— Это не изменит того, кто мы…
— И не должно!
Она поворачивает голову к нему, и Глеб видит — ее глаза полны слез. Но голос — по-прежнему негромок и размерен. Это ему не нравится, ох, как не нравится.
Она качает головой. И первая слезинка срывается, и он завороженно смотрит, как она катится по бледной щеке.
— Нет, Глеб…
— Какого черта «нет»?!
— Ты… ты не сможешь…
