господиномъ; вс? вид?ли, какъ колебались эти самыя перья отъ вечерняго в?тра, подобно плющу, обвившему обуглившуюся колонну, у которой вис?ло вооруженіе посл? смерти своего влад?льца.

Наконецъ таинственный разбойникъ вступилъ въ залу сов?та, и глубочайшее молчаніе см?нило шумный говоръ среди вс?хъ присутствующихъ, когда подъ высокими сводами прозвучалъ звонъ золотыхъ его шпоръ. Тогда одинъ изъ судей спросилъ у него дрожащимъ и взволнованнымъ голосомъ, какъ его имя. Тутъ вс? съ волненіемъ насторожили уши, чтобы не проронить ни одного слова изъ его отв?та, но незнакомецъ только слегка пожалъ плечами въ знакъ полн?йшаго презр?нія, что не могло не раздражить судей, обм?нявшихся недоум?вающими взглядами.

Три раза повторили ему вопросъ, и три раза онъ отв?чалъ все въ томъ же дух?.

— Пусть онъ подыметъ забрало! Пусть онъ откроетъ лицо! начали кричать горожане. — Пусть онъ сниметъ шлемъ! Увидимъ, осм?лится ли онъ тогда оскорблять насъ своимъ презр?ніемъ, какъ въ эту минуту, когда его не видно!

— Снимите шлемъ, — повторилъ тотъ, кто обращался къ нему прежде.

Незнакомецъ даже и не шевельнулся.

— Повел?ваю именемъ нашей власти.

Посл?довалъ тотъ же отв?тъ.

— Именемъ влад?тельныхъ графовъ нашихъ приказываю вамъ снять шлемъ.

И это не помогло.

Негодованіе выросло до крайняго пред?ла, такъ что одинъ изъ солдатъ стражи бросился на преступника, который своимъ упрямымъ молчаніемъ могъ хотъ святого вывести изъ терн?нія, и грубо поднялъ его забрало. Общій крикъ изумленія вырвался у присутствующихъ, которые на минуту замерли въ необъяснимомъ ужас?.

И было отъ чего.

Шлемъ, забрало котораго было на половину приподнято, на половину опущено на блестящій стальной нашейникъ, оказался совершенно пустымъ…

Когда прошла первая минута ужаса, и его хот?ли схватитъ, все вооруженіе тихонько задрожало, распалось на свои составныя части и грохнуло на полъ съ глухимъ и страныымъ звукомъ.

При вид? этого новаго чуда большая часть зрителей вышла толпою изъ залы и со страхомъ бросилась на площадь.

В?сть объ этомъ разнеслась съ быстротою мысли въ народ?, нетерп?ливо ожидавшемъ окоичанія суда. Тутъ поднялся такой шумъ и гвалтъ, такое волненіе, что описать трудно.

Общій голосъ былъ въ пользу того мн?нія, что посл? смерти барона дель-Сегра, самъ чортъ унасл?довалъ его бельверскія влад?нія. Наконецъ волненіе успокоилось, и р?шено было заключить таинственное вооруженіе въ темницу.

Когда это было сд?лано, послали четырехъ челов?къ, уполномоченныхъ городомъ, пов?дать о случившемся графу Ургельскому и архіепископу. Посланные не замедлили возвратиться съ р?шеніемъ властей, которое было въ высшей степени коротко и ясно.

— Пусть они пов?сятъ вооруженіе на главной площади, — р?шили графъ и архіепископъ. — Если чортъ точно вселился въ него, то ему поневол? придется или уйти или пов?ситься вы?ст? съ нимъ.

Восхищенные такимъ остроумнымъ разр?шеніемъ вопроса, бельверскіе стар?ышины снова собрались на сов?щаніе, приказали воздвигнуть на площади высокую вис?лицу, и когда толпа народа окружила ее, они отправились въ тюрьму за вооруженіемъ въ полномъ своемъ состав? и со всей торжественностью, которая подобала такому важному случаю.

Когда почетное собраніе достигло массивнаго свода, ос?нявшаго входъ тюремнаго зданія, какой то бл?дный и взволнованный челов?къ бросился передъ нимъ на кол?ни, къ немалому изумленію вс?хъ зрителей, и вскричалъ со слезами на глазахъ.

— Простите! Простите!

— Простить? Еого простить? Чорта, что-ли, который вселился въ латы сегрскаго барона?

— Меня простите, — отв?чалъ дрожащимъ голосомъ несчастный, въ которомъ вс? узнали главнаго тюремщика. — Простите меня, потому что вооруженіе… исчезло!

При этихъ словахъ ужасъ изобразился на лицахъ вс?хъ, стоявшихъ въ воротахъ; они замерли на своихъ м?стахъ, и Богъ знаетъ сколько времени простояли бы, если бы разсказъ испуганнаго стража не заставилъ ихъ столпиться вокругъ него, съ жадностью слушая каждое его слово.

— Простите меня, господа, — повторялъ несчастный тюремщикъ: — я не скрою отъ васъ ничего, хотя бы что и говорило противъ меня. Я не могу объяснить почему, но только мн? все казалось, что эта исторія съ пустымъ вооруженіемъ не что иное, какъ басня, придуманная для того, чтобы выгородить какого нибудь знатнаго барина, котораго какія-нибудь высшія государственныя соображенія не позволяютъ ни вывести на чистую воду, ни наказать.

При этомъ уб?жденіи я и остался, въ чемъ меня поддерживала еще неподвижность вооруженія, посл? того какъ собраніе вторично принесло его въ тюрьму. Тщетно я тихонько вставалъ по ночамъ и старался подстеречь тайну, если только она существуетъ, прикладываясь ухомъ къ замочной скважин?, прод?ланной въ жел?зной двери его темницы, — не было слышно ни единаго звука. Тщетно разсматривалъ я его сквозь маленькую дырку, просверленную въ ст?н?, оно лежало на солом? въ одномъ изъ самыхъ темныхъ угловъ и день ото днноставалось все въ томъ же вид?.

Наконецъ, однажды ночью, подстрекаемый любопытствомъ и р?шившись уб?диться лично въ томъ, что этотъ предметъ всеобщаго ужаса не заключалъ въ себ? ничего таинственнаго, — я зажегъ фонарь, спустился въ тюрьму, отодвинулъ ея двойные засовы и вошелъ до такой стенени ув?ренный въ томъ, что вс? разсказы про вооруженіе были пустымт сказками, что даже, можетъ быть, не особенно кр?пко заперъ двери за собою; иначе я бы никогда этого не сд?лалъ. Едва я прошелъ н?сколько шаговъ, какъ мой фонарь погасъ самъ собою, зубы у меня застучали и волосы стали дыбомъ на голов?. Среди глубокой тишины, окружавшей меня, я вдругъ услышамъ звонъ жел?зныхъ латъ, которыя двигались и стучали въ темнот?, собираясь вм?ст?.

Первымъ моимъ движеніемъ было броситься къ выходу, чтобы загородить дорогу, но едва взялся я за дверь, какъ почувствовалъ на плеч? прикосновеніе огромной руки, закованной въ жел?зную перчатку; она потрясла меня со страшной силой и опрокинула на порог?. Тамъ пролежалъ я до сл?дующаго утра, тамъ и нашли меня мои слуги, лежащимъ безъ чувствъ.

Придя въ себя, я вспомнилъ, что всл?дъ за моимъ паденіемъ до меня смутно доносился гулъ тяжелыхъ шаговъ, сопровождаемый звономъ шпоръ, и что, мало по малу, они удалились и затихли.

Когда тюремщикъ кончилъ свой разсказъ, воцарилось глубокое молчаніе, за которымъ сейчасъ же посл?довалъ ц?лый адскій концертъ жалобъ, криковъ и угрозъ.

Миролюбивымъ гражданамъ стоило большого труда уговорить народъ, который выходилъ изъ себя и требовалъ смерти того, кто былъ причиной новаго б?дствія.

Наконецъ удалось усмирить волненіе, и стали приготовляться къ новому пресл?дованію. Оно ув?нчалось усп?хомъ.

Черезъ н?сколько времени вооруженіе снова очутилось во власти своихъ пресл?дователей. Чудотворная молитва была уже вс?мъ изв?стна, и, съ помощью св. Вар?оломея, д?ло было уже не такъ трудно. Но это было еще не все: оставалось удержать пойманное вооруженіе. Наирасно пробовали в?шать его на вис?лицу, напрасно прилагались самыя неусыпныя старанія и надзоръ для того, чтобы ему пом?шать разгуливать по б?лому св?ту. Даже, когда вооруженіе было разобрано по частямъ, стоило ему хоть капельку св?та, и оно мигомъ силачивалось и потихоньку, полегоньку пускалось въ путь и начинало свои странствія по горамъ и по доламъ.

Это грозило никогда не кончиться.

При такихъ ужасныхъ обстоятельствахъ жители разд?лили между собою отд?льныя части вооруженія, которое уже чуть-ли не въ сотый разъ попало къ нимъ въ руки, и обратились еще разъ къ благочестивому отшельнику, уже просв?тившему ихъ однажды своими сов?тами, и умоляли его р?шить, что имъ д?лать.

Святой мужъ наложилъ на жителей всеобщее покаяніе, а самъ удалился на три дня въ глубину пещеры, служившей ему уб?жищемъ. По прошествіи этихъ трехъ дней онъ объявилъ, что дьявольское оружіе сл?дуетъ расплавить и съ помощій его и н?которой утвари сегрскаго замка воздвигнуть крестъ. Это