– Товарищ капитан! – я схватил его руку. – Товарищ капитан!

Он негромко рассмеялся:

– Только не объясняйтесь, пожалуйста, в любви. Я и так знаю, что вы без меня жить не можете.

– Можете смеяться сколько угодно! – сказал я. – Вам даже идет. У вас добреет лицо, когда вы смеетесь.

– Какие шикарные комплименты напоследок!

– Давайте, давайте! Что хотите делайте, а меня вы больше не проведете. Теперь я вас знаю, как облупленного. У вас просто ужасный характер – и все.

– А у вас? – спросил он.

– Ну и у меня тоже, – согласился я великодушно.

– У вас? – он держался рукой за грудь, но улыбался по-прежнему. – У вас ужасный характер? Да вы же просто не знаете себе цены, Саша!.. Помните сказку про снежную королеву?

– Андерсен? Кай и Герда?

– Вот-вот… Так я бы вас назначил на должность растапливателя замороженных сердец.

– Опять язвите? Пожалуйста! Сколько угодно!

– Нет, правда! – он вдруг стал серьезным. – Если мне еще когда-нибудь придется идти в разведку, я приду к вам и поклонюсь в ноги. Пойдете?.. Нет, скажите, пойдете со мной?

Я кивнул.

Я не мог говорить.

Ровно в час настроился на волну, установил связь и передал в эфир одно-единственное слово: «Да».

Вынес чемоданчик на лестницу, закрыл дверь на ключ и постучал к соседям.

– Я на некоторое время уеду,- сказал я старухе.

– На фронт?

– Военная тайна, – отшутился я.

– Ах, господин военный, какие теперь могут быть тайны? – тяжело вздохнула она. – Все уже так ясно…

У лейтенанта Нема не дрогнул на лице ни один мускул, когда я сообщил ему, что уеду сегодня, и передал рацию.

– Я сейчас позову радиста, – только и сказал он. – Договоритесь с ним обо всем.

Он вышел, а через минуту на кухне появился Шимон и, стукнув каблуками, доложил по всем правилам:

– Господин лейтенант, рядовой Шимон по вашему приказанию прибыл.

– Вы радист? – удивился я.

– Вообще-то я кастрюльщик, – плутовски ухмыльнулся он. – Но я так хорошо изучил плотницкое дело, что из меня вышел сапожник, да такой, что не было лучше в мире портного, потому что пироги я пек так ловко, как ни одному кровельщику и не снилось, будь он самым лучшим часовщиком среди всех радистов на земле.

Объяснять долго не пришлось, он схватывал все на лету. Мы условились, что первый раз он будет ждать в эфире завтра с пяти вечера. А затем каждый день с семи до восьми.

Вернулся лейтенант Нема.

– От Калуша принесли, – он подал мне конверт. – Наверное, пропуск.

Кроме постоянного пропуска в здание, в конверте лежала еще и записка.

«Дорогой брат! – так величал меня кондитер Калуш. – Обстоятельства несколько усложнились. Принеси мне сегодня как можно больше – другой возможности не будет. Расчет сразу же. Если охрана в дверях спросит, что за пакет, скажи – для санитарной службы. Они проведут тебя ко мне».

– А если он уцелеет?

– Не уцелеет, – жестко сказал лейтенант. – Ни он, ни охрана у входа в здание. Это точно. А остальные – как бог даст. Или дьявол.

– Когда это произойдет?

– Я войду туда в половине десятого. Или чуть позже. Надо, чтобы их там собралось побольше…

Ну, все! Я закончил свои дела в этом городе. Теперь можно было разрешить себе подумать об Аги.

Сегодня вечером мы условились с ней встретиться.

Вечером… А в девять за мной придет машина.

Может быть, пойти сейчас? Мне нельзя, ну, просто невозможно не попрощаться с ней. Хоть несколько слов, хоть руку пожать.

Я снял с вешалки шинель.

– Не надо сейчас выходить, – произнес за моей спиной лейтенант Нема. Сидя у стола, он протирал тряпочкой разобранные части пистолета. – Облава за облавой. Вот опять, слышите?

С улицы доносилась беспорядочная пальба.

– Но мне нужно. Обязательно.

– Заподозренных стреляют на месте. – Он смотрел на свет через ствол пистолета. – Возле гостиницы «Мирабель» трупы лежат прямо на тротуарах – для устрашения.

– Как же быть?

– Если можно – лучше переждать. Они скоро уймутся. Должны уняться.

Он прав. Мне нельзя рисковать… Я снова повесил шинель, стал ходить из угла в угол.

Хорошо, что я остался. Через каких-нибудь двадцать минут меня вызвали на улицу:

– Там девушка, господин лейтенант.

Я пошел к двери. Солдаты провожали меня любопытными взглядами.

– Красивая, – услышал я.

– Наш лейтенант – не промах!

Возле часового никого не было.

– Она там, в скверике. Просила, чтобы побыстрее, господин лейтенант.

Аги ждала меня, сидя на скамейке. Новая шляпка, в руке шикарный бело-розовый букет. У меня упало сердце. Я еще не знал к чему все это, но почувствовал неладное.

– Сервус! – Аги, весело улыбаясь, кокетливо помахала пальцами.

– Откуда такой букет?

– Сегодня не приходи. Я уезжаю.

– Я тоже.

– Вот и хорошо, – сказала она после секундной паузы. – Встретимся завтра. Вечером.

– Нет…

– Не встретимся?

В конце квартала стояла немецкая легковая машина. Новая, изящная, светло-коричневая. За рулем, спиной ко мне, сидел офицер.

– Шани, ты не должен сердиться. Случилось несчастье.

Офицер привстал, повернулся в нашу сторону. Я увидел его холеное розовое лицо. Ах, вот чей букет!

– Поедешь с ним?

– Да.

– Счастливого пути!

Я резко повернулся. Она удержала меня.

– Выслушай сначала!.. У Черного оторвало ногу. Он просит, чтобы я приехала. Я должна. Ты понимаешь, я должна!

В ее глазах дрожали слезы.

Мне стало стыдно. Я не знал, куда девать глаза.

– Почти до самого бедра. – Она закусила губу. – Он, наверное, умрет.

– Аги, – сказал я быстро, – милая Аги, я уеду сегодня. В девять часов я уеду – и все.

– Как? Как – все? Ты не вернешься завтра?

– Ни завтра, ни послезавтра…