кустах, и, оглянувшись, я успел по малиновым перьям опознать упорхнувшего кардинала.

Я развернул лошадь и направился было в лагерь, но прежде решил бросить прощальный взгляд на бизонов. Они уже достигли вершины небольшого холма, закрывающего долину, в которой мы разбили лагерь и собрали на ночлег стадо. Неожиданно звери замерли, подняв головы и глядя на запад. Я видел, как они встрепенулись и рысью кинулись на восток

У меня в руке сразу же оказалась винтовка, и я направил солового к тому месту, где стояли бизоны. Там я соскользнул с седла, бросив поводья. Мои шаги в траве производили лишь едва уловимый шорох. Добравшись до вершины холма, я распластался возле куста и осторожно высунул голову.

В мою сторону с трудом ковылял человек. Пока я наблюдал за ним, он упал, полежал немного и, поднявшись, снова пошел. На его рубашке расплывалось пятно крови, сам он выглядел еле живым. Что-то в его чертах показалось мне знакомым, и я собрался выйти из укрытия. Человек тем временем снова упал, а из-за холма появился всадник.

Всадник меня не видел. Он ехал с винтовкой наизготове и, очевидно, собирался добить раненого. Я осторожно направился к ним. Раненый находился ближе ко мне, чем всадник. Когда преследователь оказался примерно в тридцати ярдах, раненый попытался встать.

— Пощади! — хрипло закричал он. — Пощади меня!

Всадник остановился и поднял винтовку.

— Ты последний из них, старик. Тебя надо добить, грифам будет чем поживиться.

— Привет, Рад, — окликнул я, и он дернулся, как ужаленный.

Я приблизился к нему еще на два шага.

— В Абилине ты говорил, что Дикий Билл защищает меня. Ну вот, теперь нет Дикого Билла. Только ты и я, да несчастный старик, которого ты так жаждешь добить.

Ему явно не понравились мои слова. Он думал, что я трус, слабак, которого можно брать голыми руками, а тут я сам напрашивался, и это его встревожило.

Старик давно потерял свой револьвер и теперь безоружный лежал как раз между мной и Радом.

— Так что за дела, Рад? — продолжал я. — Ты предпочитаешь убивать стариков? Наверное, потому что боишься сцепиться со взрослым парнем при свете дня?

Ох, как ему не понравились мои слова, совсем не понравились. Теперь я находился примерно в двадцати пяти ярдах от него, справа. Должен заметить, что мгновенно развернуть винтовку и перекрыть левый сектор, стоя на земле, совсем не трудно Но сидя на лошади, когда направо надо разворачиваться всем корпусом, все не так просто. Он это знал и даже вспотел. Но я не испытывал сострадания к нему. Если бы он подловил меня в таком положении, то убил бы, не моргнув глазом, к тому же гнался по следу раненого старика.

— Вы, ребята, заварили кашу, — добавил я. — Теперь вам ее и расхлебывать.

Я сознательно устроил ему ловушку. Догадавшись, что он использует возможность уравнять наши шансы, я сделал шаг вперед, сократив немного дистанцию. В этот момент он вскинул винтовку, развернувшись в пол-оборота, чтобы взять меня на прицел, а я, отступив назад, выстрелил ему прямо в живот, потом передернул затвор и выстрелил снова. Он рухнул на землю. Его лошадь пошла вперед, повернулась и замерла.

Не опуская винтовку, я оглянулся вокруг: едва ли он бродил здесь один. Степь оставалась безлюдной, и я подошел к нему. Он смотрел на меня, и в глазах его горела ненависть. Удивительно, что он был еще жив.

— Придет время, — пообещал он. — Энди убьет тебя.

— Может быть… Разве не ты собирался это сделать? Но я жив, как видишь.

— Оставишь меня здесь подыхать?

— Тебя сюда никто не звал, не стоило гнаться за раненым стариком. Теперь я займусь им, а если ты еще будешь жив, я посмотрю, что смогу сделать для тебя.

Подойдя к старику, я сначала решил, что он уже мертв. Но когда приблизился вплотную, он поднял на меня глаза. Это был Харви Боуэрс. Как он мог хоть сколько-нибудь пройти с такой тяжелой раной, не укладывалось в моем понимании.

— Гнался за мной все время, — забормотал он. — Гнался и стрелял. Остальные погибли… Они напали на нас ночью… Мы думали, все уже позади… Они открыли огонь. — Он говорил все медленней. — Первым погиб Гейтс… Его смерть на совести Квини.

— Она была с бандитами? — удивился я.

— Можешь не сомневаться — она застрелила Ноя. Эта девка из них самая подлая… — Его голос звучал все глуше.

Он получил три пули в грудь. Я ничего не мог сделать, но он ни о чем и не просил.

Движением глаз он указал в сторону Рада Миллера:

— Помер?

— Помрет. Ему сильно досталось.

— Так ему и надо… — С этими словами Харви Боуэрс скончался.

Поднявшись, я услыхал топот копыт. Подъехали Хэнди Корбин и Джим Бигбеа. Джим знал и старика, и Рада и не нуждался в объяснении. Но Корбин хотел знать, в чем дело, и я все ему рассказал.

— Ловко ты к нему подошел, — заметил он.

— Случайно, — возразил я. — Рад не видел меня до тех пор, пока я его не окликнул.

Он посмотрел на меня лукаво:

— Видал я такие случайности раньше. Они происходят только с теми, кто осторожен.

Мы похоронили их в неглубоких могилах на склоне холма, на обе поставили кресты. Я произнес над ними — убийцей и его жертвой — несколько слов, потом мы вернулись к стаду с чувством, что приближается беда. Мне было жаль старика Харви Боуэрса, да и Гейтса тоже.

Они меня не любили, и я платил им взаимностью, но мы вместе делили работу, вместе провели много дней и ночей в тревоге, и я кое-что знал про их беды, а они знали кое-что про мои. Хорошие люди, но сломленные годами и поражениями — таких много. Хорошие люди, несмотря на усердие, редко достигают богатства и процветания. Я подумал, что Ной Гейтс и Харви Боуэрс приложили немало сил, прокладывая путь на Запад. Они были первопроходцами в тех краях, где бродили индейцы и царило беззаконие, но они пытались утвердить Закон. И вот теперь оба лежат в могилах, преданные забвению, их след скоро сотрется, а немногочисленные родственники постепенно перестанут их ждать. Но они закладывали фундамент будущего здания, скрепляя его своим потом и кровью. Теперь же их плоть предана земле.

Мы возвратились к стаду и двинулись на запад. По дороге коровы щипали траву, останавливаясь ненадолго то здесь, то там. Утренняя прохлада сменилась ласковым теплом осеннего дня. Я с беспокойством изучал окрестности.

Келси и Миллер скоро заинтересуются, что стряслось с Радом. Через несколько часов они начнут искать его и наверняка найдут могилы. Могилу Рада мы отметили, нацарапав его имя острием ножа. Это значило, что кто-то похоронил их, и Энди Миллер, конечно, захочет знать кто.

Загнав стадо в ручей, мы шли вверх по течению полмили, а я или Джим всегда ехали впереди, чтобы вовремя обнаружить зыбучий песок. Выйдя на берег, мы тащили за собой связки веток еще полмили, пока не забрались в другой ручей. Здешние ручьи оказались мелкими, коровы брели по колено в воде. Выйдя из воды, мы погнали стадо на север. Река Салин протекала позади нас, река Саут-Бранч текла впереди на севере.

Снова повернув на запад, мы преодолели за последующие два дня тридцать миль. К тому времени наши лошади окончательно выдохлись, отдых стал настоятельно необходим.

— Есть какое-нибудь ранчо к западу отсюда? — спросил я Джима.

— Я о таком не знаю.

Несколько минут мы ехали молча, потом он сказал:

— Раньше в здешних краях вплоть до Элкхорна водились дикие лошади, правда они обитали немного южнее. В былые времена их поголовье достигало нескольких сот, но я встречал лишь два табуна по двадцать — тридцать голов в каждом. Может, остальные переместились на запад?

— Думаешь, можно нескольких отловить?

— Стоило бы попробовать, — предложил он. — Нам ведь нужны свежие лошади.