— А чем вы можете помочь? — Раненый смотрел на него с желчной враждебностью. — Что же мне делать?

— Ваши проблемы. Но я начал бы с того, что убрался бы отсюда, потому что, по-моему, Наджент в самом деле намеревается вас убить, и я его не виню. Ничего хорошего от вас ждать не приходится.

Лицо раненого залилось краской гнева.

— А что вы обо мне знаете, черт побери?

— Я знаю, что промыл вам рану, а вы не сочли даже нужным поблагодарить меня.

Кеттлмен снова закинул за спину рюкзак и поднял оружие.

— Тому, кто вас нанял, явно не хватало людей.

— Кто сказал, что меня кто-то нанял?

Глаза раненого смотрели проницательно.

— Такие, как вы, только на это и способны, — ответил Кеттлмен, — но редко отрабатываете полученное. Прощайте.

Он резко свернул в кустарник, не желая подставлять спину оставленному позади человеку, затем сменил направление и зашел в самую чащу леса, двигаясь как можно осторожнее. Снова свернув на запад, он миновал развалины пуэбло — старой индейской деревушки, и остановился оглядеть пройденную тропу. Он не заметил никакого движения. Затем исследовал лежащую перед ним местность и направился к лавовым полям. Он старался идти низинами, чтобы силуэт его не увидели на перевале, и в то же время старался избежать встречи с людьми Наджента.

Через час с вершины хребта он разглядел далеко внизу дым паровоза. Воздух был чистым и свежим, и он с наслаждением глубоко дышал. К северу он увидел две месы — столовых плато, поднимающих свои квадратные склоны на фоне неба. На одной из них виднелись здания и струйки дыма. Это, должно быть, Акома — небесный город. На небе глубокого голубого цвета тут и там плыли легкие облака. Прекрасная земля, и очень жаль, что ему осталось так мало времени наслаждаться ею.

Впервые его кольнуло острое чувство сожаления, и размашистым шагом он отправился дальше. Не стоит искать любви к чему-либо, даже к такой прекрасной и щедрой на красоту земле, — поздно. Внутри его росло нечто, медленно уносящее жизнь, и лучше будет, если он уйдет без приятных воспоминаний или горечи.

На краю плато Себолетта надо найти то место, где сходится высокий выступ плато и лава. Эта точка была ключевой к проходу в старое убежище Флинта.

Несколько раз он присаживался отдохнуть, хотя не любил сидеть и никогда не медлил, если цель была близка. Однако силы его таяли, а ноги очень устали. Ходьба здесь не шла ни в какое сравнение с ходьбой за охотничьими собаками в Вирджинии или Нью-Джерси. Земля здесь была неровной, каменистой, и он уже поднялся на три тысячи футов с тех пор, как спрыгнул с поезда.

Обойдя край лесистой местности, он пересек каменистое плато со множеством озер и вышел туда, куда стремился. Перед ним и чуть ниже лежали грозные лавовые поля — страшный мальпаис. Как огромная толстая змея, мальпаис пролегал на много миль к северу и югу — черная, безобразная масса искореженных скал и наплывов лавы. Все это очень напоминало потухший ад. Река горящей лавы из вулканов Маунт- Тейлор и Эль-Тинтеро текла на юг, убивая на пути все живое, сравнивая с землей каменные дома, накапливаясь в низинах, чтобы потом перелиться через гребни холмов, отвесно стекая с крутых склонов и застывая в виде окаменевших потоков естественного стекла. Затвердев снаружи, лава часто внутри продолжала течь и оставляла огромные полости, закрытые сверху на первый взгляд твердыми наростами, но на самом деле прикрытые тонким слоем лавы толщиной с яичную скорлупу. Разбиваясь временами на отдельные рукава, лава оставляла между ними зеленые островки травы — зеленые оазисы со стоящими тут и там деревьями, окруженные стенами лавы до пятидесяти футов высотой. Под стенами лавы образовались пещеры с вечной мерзлотой. Кеттлмен знал, что на одном из этих островков Флинт нашел себе убежище.

В узкой трещине, по которой Кеттлмен следовал к оазису Флинта, не было видно никаких следов чужого присутствия. Почти на всем протяжении она была такой тесной, что ноги всадника касались бы ее стен, а в самом широком месте человек, вытянув руки, смог бы дотронуться до обоих краев тропы.

У одной из левых стен Флинт сложил хибару из обломков скал и ими же перекрыл ближайший вход в пещеру. Затем он соорудил подобие низкого каменного забора, чтобы в случае опасности добраться от дома до пещеры под его прикрытием. Сама пещера представляла собой длинный двухсотъярдовый туннель, ведущий в еще один — намного больший — оазис с деревьями и небольшим ручьем. Здесь Флинт выпустил несколько лошадей: одного жеребца и трех кобыл. Сам вход в убежище был почти невидимым, Флинт лишь случайно обнаружил его.

Кеттлмен уселся на ствол упавшего кедра, снял рюкзак и вынул бинокль. Солнце уже приближалось к западному горизонту, и в каменных развалах мальпаиса скопились Густые тени. Кеттлмен тщательно, дюйм за дюймом, осмотрел местность. Далеко в лавовых полях на расстоянии семи-восьми миль он разглядел зеленое пятнышко. Все остальное представляло собой кошмар смерти и опустошения, он не смог найти другого такого пятна, ни одного оазиса, о которых рассказывал Флинт.

Повернув на север, с тяжелым рюкзаком на усталых и стертых плечах, он пробирался по вершине хребта. Здесь должна пролегать едва заметная тропа, проложенная оленями, горными козами, медведями и полудиким скотом. Солнце скоро скроется. Вряд ли сегодня он найдет трещину в стене. Несколько раз он останавливался, скручиваемый болью в желудке.

Обнаружив тропу, он посмотрел на нее с трепетом: Флинт говорил, что тут может пройти хорошая горная лошадка, но если так, то одна нога всадника будет свешиваться над пропастью.

Внизу все было черно. Уходящее солнце превратило лавовые поля в огненно-красную массу, словно возвращая время к страшным моментам ее рождения. В нескольких милях за лавой возвышался крутой склон — возможно, Эль-Морро или Скала Надписей, где более двухсот лет назад испанские конкистадоры оставили свои имена.

Хотя обрыв, по которому Кеттлмен спускался вниз, лежал в густой тени, тропа виднелась ясно, а лавовые поля еще купались в постепенно исчезающем красном свете. Внизу тропа кончалась лабиринтом скал и валунов, поросших низкорослым кустарником и несколькими чахлыми деревцами. Сначала он окорябал голень об острый край скалы, потом споткнулся и упал на колени. Наконец он сел и снял с плеч рюкзак. Он чувствовал себя совершенно измотанным. Никогда в жизни Кеттлмен не ощущал слабости и никогда не болел. Обладая огромной физической силой, он привык полагаться I На нее, и вот теперь впервые почувствовал слабость. Он сидел не шевелясь, хрипло дыша. Живот побаливал, и Кеттлмен боялся, что опять начнутся острые, невыносимые приступы.

Тени сгущались, затухало сияние огня в лавовых полях. Только небо оставалось того же темно-голубого цвета и то тут, то там, как фонари, вспыхивали звезды. Но он не двигался. Дышать стало легче, приступ не повторился, но он продолжал ждать. Слишком поздно теперь искать вход в убежище, это может занять у него несколько дней, даже зная те приметы, о которых рассказывал ему Флинт. Странно, что все эти годы он помнил их, словно предполагал, что когда-нибудь эти приметы пригодятся.

Он не питал ненависти к жене или ее отцу ни за то, что они пытались сделать, ни за то, что хотели нажиться, используя его связи. Он не питал к ним ненависти, потому что не ждал от них ничего более достойного.

С самого своего приезда на Восточное побережье он испытывал лишь одно желание: получить богатство и власть. Он дрался за это так, как учил его Флинт, действуя хладнокровно, безжалостно и умно.

Кеттлмен начал работать кебменом; он сам нашел эту работу, чтобы лучше узнать город и ощутить силу денег. Однажды он подслушал разговор двух бизнесменов о предполагаемой покупке участка под застройку. Следующим утром на рассвете он приобрел ключевую часть этой земли, а через две недели перепродал ее со значительной прибылью. Затем он целый год работал посыльным в маклерской фирме, держа рот на замке, а глаза и уши раскрытыми. Он не трогал свой капитал и только время от времени понемногу вкладывал деньги. Через год после прибытия в Нью-Йорк его капитал превышал первоначальный в три раза.

Он вкладывал деньги, пользуясь информацией, полученной на работе. Он ни на минуту не забывал, сколько можно услышать, если только захочешь. Позже он специально нанимал людей для подобного рода