Высокий гнедой жеребец вдруг вскинул голову и громко всхрапнул. Он немного прорысил вперед и начал бить землю копытом.

— Хочешь подраться? — мягко спросил Кеттлмен. — Я друг, старина. Не надо нам ссориться.

Он перевел взгляд на остальных лошадей. Две трех— или четырехлетки, две — постарше. Еще там стояла одна совсем старая кобыла.

Флинт любил лошадей и часто приручал их к себе. Кеттлмен позвал — протяжный ласковый зов, которым пользовался Флинт.

Старая кобыла резко повернула голову. Неужели помнит? Некоторые утверждают, что у лошадей плохая память, другие доказывают обратное. Кеттлмен снова позвал и шагнул вперед, держа на вытянутой руке кусочек сахара, как всегда делал Флинт.

Лошади стали отходить, гнедой жеребец охранял их с высоко поднятой головой и раздувающимися ноздрями. Старая кобыла смотрела на Кеттлмена, затем сделала несколько шагов поближе и вытянула голову, словно принюхиваясь.

Кеттлмен стоял спокойно и расслабленно, приятное тепло грело спину. Ярко светило солнце, где-то в кустах, рядом со стеной, прожужжала пчела. Он позвал еще раз и шагнул вперед. Гнедой жеребец шарахнулся, отбежал немного, затем развернулся и зарысил обратно. Кобыла стояла.

Тем не менее она беспокоилась, и ему не хотелось пугать ее. Он подождал еще немного и шагнул в ее сторону. Увидев, что она готова отбежать, он бросил ей сахар. Она мотнула головой, но отошла всего на несколько футов, а когда он сделал шаг назад, приблизилась к тому месту, куда упал сахар, и стала нюхать траву. Было видно, что она нашла сахар.

День только начался, и Кеттлмен захватил с собой книгу. Он сел на плоский камень на солнце и начал читать. Жеребец некоторое время настороженно кружил вокруг, но затем успокоился и принялся щипать траву.

Через час Кеттлмен отложил книгу и стал рассматривать пастбище.

По форме это был почти правильный овал, окруженный лавовыми стенами пятидесяти-шестидесяти футов высотой. Непересыхающий источник снабжал пастбище водой — тот же, что протекал рядом с хижиной. Флинт говорил, что в дальнем конце котловины есть еще один. В некоторых местах человек мог выбраться отсюда, но не лошадь.

Он все еще чувствовал усталость, ноги болели. Он провел почти весь день возле выхода из туннеля, затем ушел в хижину, приготовил мясной бульон и медленно его выпил.

Еще несколько дней…

Пит Геддис оперся о красное дерево стойки в салуне «Дивайд». Был ранний вечер, он приехал в город несколько минут назад, встретив по пути много чужаков, большинство из которых явно работали на Порта Болдуина.

Рэд Долан, бармен, подошел к Геддису и положил свои широкие, мясистые ладони на стойку. Эти двое были друзьями. Они не были знакомы до Аламитоса, но их связывало пережитое, их Прошлое было почти одинаковым.

— Не то что в наше время, — прокомментировал Долан, глядя на ковбоев Болдуина. — Крутые ребята, пощады от них не жди, это тебе не Маккинни или Картрайт.

Долан вынул изо рта сигару.

— Ты знал Длинноволосого Джима?

— Как-то раз проезжал через Лейк-Вэлли. Он как раз там сшивался, — пробурчал Геддис.

— Быстрый мужик. Из Иллинойса вышло много таких: Картрайт, Хикок — могу насчитать с дюжину.

Геддис глотнул виски.

— Бакдан в городе, — заметил он.

— Это значит — кто-то умрет. — Долан поднес спичку к потухшей сигаре. — Но ты ошибаешься. Его нет в городе. Уехал на рассвете.

Геддис раздумывал над полученной информацией. Вряд ли тут есть связь, но Эд Флинн тоже уехал на рассвете. Эд направился на юг, к Хорс-Спрингс, и никто об этом не знал. Однако чем больше он думал, тем больше ему это не нравилось. Флинн хороший парень, надежный, но не идет ни в какое сравнение с Бакданом, даже если тот будет играть по-честному, чего он, конечно, делать не будет.

— Страшные это люди, — сказал Геддис. — Я никогда не смог бы стрелять в человека из засады.

Рэду Долану вспомнилось прошлое.

— Да, — задумчиво протянул он, — странные люди. Давным-давно я знал одного. Он считал, что для него — это война, а он — солдат в этой войне. Только, по-моему, потом он стал думать по-другому.

— Что с ним сталось?

Долан стряхнул пепел с сигары.

— Как сквозь землю провалился. До сих пор не знаю, что с ним случилось, хотя имел бы, кажется, право знать.

— Дружили?

— Через меня ему кое-что передавали на словах. Сам знаешь работу бармена.

Долан помолчал.

— Нет, я бы не сказал, чтобы мы дружили. Кажется, у него вообще не было друзей, если не считать мальчишку.

У Пита Геддиса пробежали мурашки по коже. Говорят, такое чувство возникает, когда кто-то проходит по твоей могиле.

— Однажды в Эйбилин заявился мальчишка, он искал этого парня, — продолжал Долан. — Через несколько месяцев появился Флинт. Я никогда не видел их вместе, а хозяин конюшни, где работал мальчишка, сказал, что они даже не разговаривали. Только когда пропал Флинт, пропал и мальчишка.

Пит Геддис вынул коричневую бумагу и скрутил сигарету. Он знал Долана уже несколько лет, они много говорили об оружии, коровах, выпивке, возникающих и исчезающих городах, но, странная вещь, никогда не говорили о том общем, что их связывало.

— У такого человека не может быть друзей, — сказал Геддис. — Даже на друга можно положиться до поры до времени. Сомневаюсь, чтобы у парня, занятого таким делом, водились друзья.

Геддис сменил тему.

— Этот Бакдан, он поехал на юг?

Долан внимательно осмотрел сигару.

— Не знаю, — сказал он. — Я стараюсь не замечать того, что меня не касается.

Геддис допил виски. Он пил очень мало, растягивая каждый глоток. Геддис сделал последнюю затяжку, бросил окурок в опилки, которыми был покрыт пол в салуне, и тщательно затер его носком сапога.

— Заезжал Бад — ты знаешь этого длинного, тощего, который работает на Наджента? Он здорово поддал и рассказывал что-то о чужаке, который отшил самого Тома Наджента.

— Ты говоришь, чужак?

— Крупный смуглый парень с каким-то расчудесным ружьем. Сказал Тому Надженту, что не любит, когда его будят, а когда Том приказал ему убираться вон, послал его к черту.

Геддис рассмеялся.

— Хотел бы я это видеть. Наджент — герой.

— На этот раз герою пришлось уступить.

Пит Геддис поглубже надвинул шляпу и вышел из салуна на вечернюю улицу. Чужак… правда, сейчас чужаков в округе было много…

Он перешел улицу, направляясь к ресторану, думая о чужаке. О делах Тома Наджента знали все, и если тот встретился с чужаком, то это произошло к востоку, за плато Себолетта в ту ночь, когда он охотился за скваттерами.

Это означало, что если около лавовых полей он разговаривал с тем же чужаком, то он направлялся на запад. Но с того места, где они разговаривали — опять же, если это был тот самый чужак, — можно идти только на юг: через лаву дороги нет. А на юге нет ничего, кроме Хорс-Спрингс и пастбищ, где пасся скот с «Кейбара».

Допустим, туда послали не одного ганфайтера, а больше? Допустим, этот крутой парень, который спорил с Томом Наджентом, — убийца? Кого он собирался убить?