— Что сказать?

— Об этом местечке. Остальные-то отсюда уехали потому, что узнали правду. Весной начнут спрямлять полотно, и этот место окажется милях в трех-четырех от железной дороги. Эти участки не стоят ни гроша. Здесь снова будут жить одни только койоты.

Через час к нам заглянул кондуктор. У нас был кофе, приготовленный на печке, мы налили и ему кружку. Снег, налипший на его усы, фуражку и плечи, серел, подтаивал и падал комками на пол.

— Снега все больше, — сказал он. — А впереди выемка. Боюсь, что ее замело.

— Выемка? — спросил Фэрчайлд. — Вы имеете в виду — в горе?

— Вроде того. Полмили длиной, тридцать футов шириной.

— У вас есть лопаты? — спросил я.

— Около дюжины найдется. Пробьемся через выемку — там будет полегче. Станция, поселок, магазины. Еда и топливо.

Пока он говорил, поезд начал тормозить. Дернулся, рванулся вперед и остановился окончательно.

Я надел свою куртку из бизоньей шкуры, мы с кондуктором вышли в тамбур и спрыгнули в снег. Подошли к локомотиву. Машинист, здоровенный ирландец, спустился к нам.

— Там все замело, Уолт, — сказал он.

Мы побрели вперед, утопая по колено в снегу. Рельсы перед нами были погребены под восьмифутовым слоем снега, и никто не мог сказать, как далеко простирается занос.

— Мы прошли примерно треть выемки, — сказал машинист. — Вряд ли ее замело до конца, скорее какой-то кусок. Если через него пробьемся, то будем на станции еще до рассвета.

— Давайте лопаты, — сказал я. — Если есть фонари, тащите и их.

Я начал раскидывать снег. Ко мне присоединился Фэрчайлд, а за ним — разговорчивый Уильямс.

Он оказался неплохим работником. Мы согрелись, а вскоре нас сменил Миллер с двумя другими мужчинами. Мы вернулись в вагон попить кофе. Паровоз загудел, протащил состав футов на пятьдесят и встал.

Так шло время. Мужчины по трое сменяли друг друга. Расчищали путь на несколько десятков футов вперед, поезд подтягивался, и все начиналось сначала. Когда я в очередной раз вернулся в вагон погреться, то заглянул в ящик с дровами. Он был почти пуст. Пока мы работали, дрова превращались в дым. Я пошел на паровоз.

— Вам знакомы эти края, — сказал я. — Тут есть овраги? Что-нибудь такое, где можно найти дрова?

Машинист покачал головой.

— Не припоминаю. Впереди есть один овражек, но он голый. Никаких деревьев.

— Придется вам поделиться своим топливом, — сказал я. — В вагоне дрова на исходе.

— У нас у самих маловато. Мы без топлива далеко не уедем, да и вы тоже.

Еще час мы разгребали снег перед паровозом и потихоньку продвигали его вперед. Немного дров из тендера принесли в вагон и накормили голодное пламя. Мороз все усиливался.

И вдруг — прорыв! Стена снега перед нами проломилась, и мы увидели впереди голые рельсы. Мы побросали лопаты в товарный вагон, вскочили на ступеньки, а поезд медленно двинулся вперед. Похоже, к этому моменту выемка была пройдена до половины.

Поезд пыхтел и тащил вагоны со скоростью пешехода.

— Думаете, все? Прорвались? — спросил Фэрчайлд.

— Все может быть. — Я пожал плечами и сел рядом с Лорной.

— Как ты? — спросила она.

— Устал и замерз, — сказал я. — Но ведь мне такое не впервой. Прорвемся.

Она глянула на своего доктора.

— Он ведь работал наравне со всеми?

— Да, милая. Все в порядке

Лорна откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. Мы так долго жили вместе, что я прекрасно понял, о чем она думала все время: волновалась о том, как ее суженый пройдет испытания, примем ли мы его. Мы приняли бы доктора в любом случае, но Лорна надеялась, что мы примем не только ради нее, но и просто как человека.

Поезд тихо, словно ощупью, продвигался вперед. Сколько мы уже проехали после заноса? Сто ярдов? Двести?

Поезд остановился. Я сидел закрыв глаза, и даже сама мысль о том, что придется опять выползать на мороз, была мне ненавистна.

Дверь распахнулась, в нее ворвался холодный ветер.

— Шафтер, посмотри, а то не поверишь! — крикнул кондуктор. — Думаешь, из-за чего мы встали? Из-за снега? Ничего подобного! Там бизоны!

Все повылезали из вагона поглядеть.

В этом месте выемка была совсем узкой. Бизоны укрылись в ней от метели. Их набилось туда видимо- невидимо, они стояли сплошной стеной, заполняя выемку от склона до склона, а ветер наметал вокруг сугробы. Густая шерсть бизонов на головах и на плечах была покрыта снегом. Животные тупо глазели на нас. Их было не счесть, но думаю, что многие сотни.

— Они не шелохнулись, — сказал машинист. — Даже и не думают двигаться. Если налетим хоть на одного, поезд сойдет с рельсов.

Мы смотрели на бизонов, они, понурив свои огромные головы, — на нас. Им удалось найти самое лучшее укрытие в округе, и уходить отсюда из-за какого-то пыхтящего черного монстра они вообще не собирались.

— Может, их перестрелять? — предложил Уильямс.

— И что толку? — отозвался я. — В каждом из них по две тысячи фунтов, а то и больше. Куда их девать? Как уберем с пути?

— Но, может быть, они испугаются?

— Ничего не выйдет. Бизона не так просто испугать. Один охотник как-то раз установил ружье на подставку и бил их одного за другим, не меняя позиции. Одни падали, а другие продолжали пастись. Ни черта они не боятся. Мы застряли.

— Что же делать?

— Может, попробовать потихоньку двинуться вперед? Вдруг они очухаются и отойдут в сторону? А нет, так придется ждать. Буря стихнет, и они уйдут.

Возвращаясь в вагон, я обо что-то споткнулся. Разгреб снег и увидел старую шпалу. Вдвоем с Уильямсом мы затащили ее в вагон. Топора у нас не было, но были ножи, чтобы отрезать от нее по куску и бросать в печку.

Поезд дернулся, невероятно медленно двинулся вперед и опять остановился. Снова двинулся и снова затормозил. Я положил голову на спинку сиденья и расслабился. Теперь все дело за машинистом — вдруг ему повезет.

Я и не заметил, как заснул. А когда открыл глаза, окна светились серым утренним светом. Голова Лорны лежала у меня на плече. Фэрчайлд растянулся на двух сиденьях по разные стороны прохода, положив посередине мешок. Уильямс глядел в окошко.

— Что там?

— Стоим, — сказал он. — А наша шпала кончается.

Остальные крепко спали. Паровоз давал редкие гудки. Высвободившись, я встал, вышел на площадку и выглянул наружу. Меня обдало холодным воздухом. Вдруг мимо ступенек вагона протиснулся кто-то огромный — прямо у меня под ногами. А потом еще один. Бизоны зашевелились, видно, их встревожили наши гудки. Но потом они свыклись с новым звуком и стали двигаться еле-еле. К тому же тратить много пара на гудки машинист не мог. И все же паровоз двинулся, и мы медленно поехали. Выехали из выемки и уже катили под уклон, когда я заметил кубической формы сугроб — наверняка штабель шпал. Машинист притормозил. Мы вылезли наружу и откопали шпалы. Большую часть погрузили в тендер, а несколько штук отнесли в вагон.