рукой.

— Давай сюда! Слыхали? Она ничего не знает! Не знает про мертвяков!

К ним уже проталкивались с полдюжины босоногих чертенят, и на физиономии у каждого была написана мрачная решимость. В воздухе запахло грозой. Лира швырнула окурок на землю и встала в боевую стойку. Альмы тоже не теряли времени даром, и рядом с лохматыми детскими головками грозно блеснули клыки, лязгнули когти, а кое-кто взъерошил на холке дыбом шерсть.

Презирая жалкие цаганские примитивы и полное отсутствие фантазии, Пантелеймон обернулся драконом размером с сенбернара.

Но битве не суждено было начаться. Расшвыривая цаганят направо и налево, мамаша Коста прорвалась к Лире и встала перед ней, как борец-тяжеловес, уперев руки в могучие бока.

— Может, ты знаешь? Билли моего не видала?

— Нет. Мы вообще только что пришли, правда, мэм.

Альм мамаши Коста, ястреб, описывал круги над ее головой, зорко глядя по сторонам янтарными немигающими глазами. Лира перепугалась не на шутку. Ну какая, скажите на милость, цаганка станет так убиваться из-за того, что ее сынок куда-то делся? Ведь еще и двух часов не прошло. Здесь, в этом цаганском плавучем таборе, детей обожали и нещадно баловали. Любая мать могла быть спокойна: даже если ее малыш куда-то убежал, рядом всегда найдется пара добрых рук, которые не дадут его в обиду, защитят и обогреют как своего.

И вот сейчас мамаша Коста, цаганка из цаганок, ломает руки и в панике ищет пропавшего Билли! Нет, решительно, здесь дело нечисто.

Ничего не видя вокруг себя, мамаша Коста повернулась и нетвердыми шагами побрела вдоль пристани, вцепившись себе в волосы. Перед лицом такого отчаяния кровная вражда была забыта, и дети возбужденно зашушукались.

— Какие мертвяки-то? — спросил маленький Саймон Парслоу, один из университетских.

— Сам как будто не знаешь. Которые детей воруют, — отозвался давешний цаганенок. — Они разбойники.

— Никакие они не разбойники, — перебил его другой мальчишка. — Скажешь тоже. Людоеды они, вот кто. Детей воруют, убивают и мертвых едят. Вот и называются мертвяками.

— Как едят? — ахнул Хью Лофат, поваренок из колледжа Святого Михаила.

— Известно как. Только наверное не знает никто, — ответил первый цаганенок. — Они детей сманивают и уводят куда-то. А потом поминай как звали.

— Тоже мне, удивил, — хмыкнула Лира. — Да мы все это раньше вас знаем. И сколько времени уже в мертвяков и детей играем, кого хочешь спроси. Только их все равно никто не видел.

— Нет, видели!

— Врешь! Кто видел, ты, что ли? Почем ты знаешь, что их много?

— Чарли их видел в Бэнбери, — сказала какая-то маленькая девочка. — Там тетенька с ними разговаривала, а какой-то другой дядька ее сынка свел прямо из садика.

— Я тоже видел, — поддакнул цаганенок Чарли.

— Ой, видел один такой, — хмыкнула Лира. — Ну и какие они?

— Ну, я близко-то не подходил, — пошел на попятную Чарли. — Я только их фургон видел. Белый такой. Они в него мальчишку завели — и привет! Мертвяки всегда в таком фургоне ездят.

— А почему “мертвяки”-то? — не унималась Лира. — Они что мертвые?

— Они не мертвые, — терпеливо объяснял ей цаганенок. — Это дети потом мертвые, а они их жрут. Нам девчонка одна, знаешь, из Нортгемптона, рассказывала. Дескать, мертвяки эти туда явились, и все такое. Братика ее свели. Она, значит, спрашивает мертвяков, что вы, мол, с ним делать будете? А они ей прямо так и сказали: сожрем, дескать. Они детей жрут, все знают.

Маленькая чумазая девчушка, стоявшая рядом с Лирой, оглушительно заревела.

— Это Билли сеструха двоюродная, — пояснил Лире Чарли. — Жалко ей братика, ясное дело.

— Кто из вас последним видел Билли? — громко спросила Лира.

Вверх взметнулся лес рук:

— Я!

— Я видел, как он Джонни Фиорелли помогал клячу эту продавать!

— Я тоже видела, как он печеные яблоки таскал.

— Как на лебедке катался в порту…

Пытаясь разобраться в этой разноголосице, Лира все же сообразила, что последний раз Билли видели не позднее чем два часа назад.

— Что же это получается, — ошарашенно произнесла девочка. — Значит, совсем недавно, каких- нибудь два часа назад мертвяки были прямо здесь?

Дети поежились, несмотря на теплое сентябрьское солнышко. Все вокруг было так хорошо знакомо: пестрая пристань, пропитанная запахами вара, лошадиного навоза и табака. Никто не знает, как мертвяки выглядят. Значит, мертвяком может оказаться любой. Именно этот несложный вывод Лира и попыталась донести до смятенных рядов своих слушателей. Распри были забыты перед лицом общего страха и общего врага.

— Они на вид ничем не отличаются от обыкновенных людей, — возбужденно говорила девочка, — раз средь бела дня орудуют. Ночью-то все кошки серы, значит, можно как угодно ходить. А днем незаметно надо, чтобы в толпе не отличить. Вот и получается, что мертвяки среди нас сейчас ходят. Вон тут сколько народу! А может, они и есть мертвяки.

— Да ну, — не очень уверенно возразил ей кто-то из детей. — Мы тут всех знаем.

— Ну, не здесь. Пусть не эти люди, пусть другие, — не сдавалась Лира. — Айда искать! Какой там фургон у них, белый?

Как по команде босоногая ватага сорвалась с места, и охота началась. Вскоре к ним присоединились еще желающие, так что в общей сложности не менее трех десятков добровольных сыщиков шныряли по набережной, заглядывали в каждый угол, ворошили солому в денниках, кружились возле грузоподъемников в порту, врассыпную гоняли по прибрежному лугу, дружно висли на шатком мосту, рискуя сорваться в мутную зацветшую воду реки и, сверкая пятками, носились по узеньким улочкам Иерихона, где над жалкими кирпичными домишками вздымается каменная твердыня храма Святого Варнавы Отшельника. Впрочем, не будем обольщаться. Добрая половина сыскарей понятия не имела, кого они ищут, и, решив, что это “казаки-разбойники”, гоняла со всеми вместе за компанию. Но другая половина, и Лира в том числе, думала иначе. Любая тень, мелькнувшая в проулке, или звук чужих шагов по мостовой отдавались тоскливой болью где-то под ложечкой, а в голове стучало: “Мертвяк!”

Ну конечно же, никого они не нашли, но мысль об исчезнувшем Билли прогнала остатки веселья. День клонился к вечеру, пора было идти по домам. Поворачивая к колледжу Вод Иорданских, Лира и ее спутники-поварята увидели, что на набережной Иерихона, прямо перед лодкой семейства Коста, собралась возбужденная толпа цаган. Женщины плакали в голос, мужчины недобро поблескивали глазами, их альмы не в силах усидеть спокойно, с воем и шипением взвивались от малейшего шороха.

— Нет, сюда мертвяки не сунутся, — уверенно сказала Лира маленькому Саймону Парслоу.

Они уже вошли во двор колледжа Вод Иорданских.

— Девочка-то пропала, — тихонько отозвался малыш Саймон.

— Какая еще девочка? Откуда?

— С рынка. Джесси Рейнолдс, дочка шорника. Она вчера пошла отцу рыбы купить на ужин и пропала. Ему лавку закрывать, а ее нет. Так и не вернулась. Они весь рынок обегали.

— А я почему не знаю? — топнула ногой Лира, до глубины души возмущенная тем, что нерадивые вассалы не доложили ей обо всем сразу же.

— Ну, это только вчера вечером было. Может, она уже дома.

— Бежим проверим! — рванулась к воротам Лира, но не успела она и шагу ступить, как привратник цепко взял ее за руку.

— Никуда ты не пойдешь. Не велено.

— Кем не велено?

— Знамо дело кем. Их милостью магистром не велено. Как придет, говорят, Лира, так ты ее, Шустер,