мать…
Нож завибрировал в руке с таким звуком, как будто гвоздем провели по шероховатому камню, и Уилл похолодел. Если опять сломает лезвие, это – конец.
Переждав несколько секунд, он попробовал еще раз. Теперь он не старался не думать о матери, а сказал себе: «Да, я знаю, что она там, но не буду смотреть в ту сторону…»
На этот раз получилось. Он нашел новый мир, вырезал ножом отверстие и через несколько секунд все четверо стояли на дворе опрятной и, по-видимому, зажиточной фермы в какой-то северной стране, напоминавшей Голландию или Данию. Мощенный плитами двор был чисто выметен, а двери стойл открыты. Солнце светило сквозь дымку, в воздухе стоял запах горелого и еще какой-то, менее приятный. Никаких звуков, выдававших присутствие человека, не было слышно, зато из конюшен доносилось жужжание, такое громкое и энергичное, что, казалось, там работает машина.
Лира подошла к конюшне, заглянула туда и вернулась с бледным лицом.
– Там четыре… – она сглотнула, схватилась за горло, – четыре дохлые лошади и миллионы мух.
– Погляди, – сказал Уилл и тоже сглотнул, – или, пожалуй, не стоит.
Он показывал на заросли малины, окаймлявшие сад за кухней. Из-под кустов, в самом густом месте, торчали ноги мужчины, одна в башмаке, другая босая.
Лира отвернулась, а Уилл пошел посмотреть, жив ли еще человек и не нуждается ли в помощи. Назад пришел смущенный, качая головой.
Тем временем оба шпиона подлетели к приоткрытой двери дома. Тиалис метнулся назад и сказал:
– Там пахнет приятнее, – а затем снова влетел в дом.
Салмакия облетала надворные постройки, а Уилл последовал за кавалером. Он очутился в большой квадратной кухне, обставленной старомодно, с белым фаянсом в деревянном буфете, отмытым сосновым столом и очагом, где стоял остывший черный чайник. Рядом была кладовая: две полки там ломились от яблок, и кухню наполнял их аромат. В доме стояла гнетущая тишина.
Лира тихо сказала:
– Уилл, это и есть мир мертвых?
Ему пришла в голову та же мысль. Но он ответил:
– Нет, вряд ли. Просто это мир, где мы еще не были. Слушай, надо взять столько, сколько сможем унести. Тут какой-то черный хлеб, это хорошо… он легкий… и сыр…
Когда они нагрузились, Уилл бросил в ящик большого соснового стола золотую монету.
– А что? – сказала Лира, увидев, как Тиалис поднял брови. – Если что-то берешь, надо платить.
В это время через заднюю дверь влетела Салмакия и посадила свою ярко-синюю мерцающую стрекозу на стол.
– Сюда идут люди, – сказала она, – пешие, с оружием. В нескольких минутах отсюда. А за полем горит деревня.
Они услышали звук шагов по гравию, голос, отдававший команды, и звяканье металла.
– Тогда надо уходить, – сказал Уилл.
Он ощупал воздух кончиком ножа и сразу ощутил в нем что-то непривычное. Лезвие как будто скользило по очень гладкой поверхности, вроде зеркала, а затем медленно ушло в глубину, так что он мог уже резать, но чувствовал сопротивление, словно бы плотной ткани, и, сделав отверстие, удивленно заморгал: этот новый мир в мельчайших деталях совпадал с тем, где они сейчас находились.
– Что такое? – спросила Лира.
Шпионы смотрели в отверстие с недоумением. Но недоумением дело не ограничилось. Так же, как воздух сопротивлялся ножу, что-то в окне сопротивлялось их проходу. Уиллу пришлось проталкиваться сквозь невидимую преграду, а затем втягивать за собой Лиру. Галливспайны же вообще не могли пролететь. Они были вынуждены посадить своих стрекоз на руки детей, и все равно их пришлось протаскивать словно бы сквозь уплотнившийся воздух: хлипкие крылышки гнулись и скручивались, а маленькие всадники гладили стрекоз по головам и шепотом уговаривали не бояться.
После нескольких секунд такой борьбы они все же протиснулись, Уилл отыскал края окна (хотя увидеть его было невозможно) и закрыл его, отрезав прежний мир вместе с шагами солдат.
– Уилл, – сказала Лира, и он, обернувшись, увидел, что в кухне с ними еще один человек.
Сердце у него упало. Этого человека он видел десять минут назад в кустах, мертвого, с перерезанным горлом.
Мужчина средних лет, худой, судя по внешности, привычный к работе на открытом воздухе. Но сейчас вид у него был потрясенный, он походил на безумного или паралитика. С расширенными глазами, так что вокруг радужных оболочек всюду был виден белок, он трясущейся рукой держался за край стола. Горло его, к облегчению Уилла, было не повреждено. Мужчина открывал рот, но не мог произнести ни слова. Только показывал пальцем на Уилла и Лиру. Лира сказала:
– Извините, что влезли в ваш дом: сюда шли люди, нам надо было спрятаться. Жаль, если мы вас напугали. Я – Лира, а это Уилл, а это наши друзья, кавалер Тиалис и дама Салмакия. Не скажете, как вас зовут и где мы?
Эта простая просьба как будто привела человека в чувство; он вздрогнул, словно проснулся.
– Я мертв, – сказал он. – Я лежу там мертвый. Я знаю, что умер. Вы не мертвые. Что происходит? Господи, спаси. Они перерезали мне горло. Что происходит?
Когда он сказал
А человек их не замечал. Он все еще силился понять, что произошло.
– Вы дух? – осторожно спросил Уилл.
Тот протянул руку, и Уилл хотел взяться за нее, но его пальцы схватили воздух. Он ничего не почувствовал, только холодок.
Незнакомец увидел это и в ужасе уставился на свою руку. Шок уже проходил, и он стал осознавать жалкость своего состояния.
– Правда, – сказал он, – мертв… Я умер и отправлюсь в ад.
– Тихо, – сказала Лира. – Мы отправимся вместе. Как вас зовут?
– Я был Дирком Янсеном, но я уже… я не знаю, что делать… Не знаю, куда идти…
Уилл открыл дверь. Скотный двор выглядел по-прежнему, сад за кухней не изменился, так же сквозь дымку светило солнце. И так же лежало в кустах тело человека.
Дирк Янсен издал тихий стон, словно у него исчезли последние сомнения. Стрекозы вылетели за дверь, пронеслись над самой землей и взвились в небо быстрее птиц. Мужчина беспомощно озирался, поднимал руки и с тихим криком снова опускал.
– Я не могу здесь оставаться… Не могу, – говорил он. – Это не та ферма, которую я знал. Не моя. Я должен идти…
– Куда вы пойдете, мистер Янсен? – спросила Лира.
– По дороге. Не знаю. Должен идти. Не могу оставаться здесь…
Салмакия слетела на руку Лиры. Крохотные коготки стрекозы укололи ее, а дама сказала:
– Из деревни идут люди – такие же, как этот человек, все идут в одном направлении.
– Тогда пойдем с ними, – сказал Уилл и повесил рюкзак на плечо.
Дирк Янсен уже проходил мимо собственного тела, отведя от него глаза. Он шел как пьяный, останавливался, двигался дальше, вилял из стороны в сторону, цеплялся ногами за камни и маленькие рытвины на дорожке, которую знал как свои пять пальцев. Лира тронулась следом за Уиллом, а Пантелеймон превратился в пустельгу и взлетел так высоко, что Лира даже охнула.
– Она права, – сказал он, спустившись. – Из деревни идет целая вереница людей. Мертвых…
И вскоре они увидели их сами: десятка два мужчин, женщин и детей; все двигались, как Дирк Янсен, неуверенно, будто оглушенные. Деревня была меньше чем в километре, и люди шли в их сторону, один за другим, посередине дороги. Дирк Янсен увидел их и побежал к ним, спотыкаясь, а они протягивали ему навстречу руки.
– Может, они и не знают, куда идут, но идут туда вместе, – сказала Лира. – Лучше пойти с ними.
