чебреце воздух ополоснул легкие. Все было на месте: месяц, бурьян, бархатная ночная темнота, прошитая серебряными нитями звездного света, такая не похожая на смрадную черноту катакомб.
И все-таки, лишь отойдя метров на триста от старой каменоломни, Алексей наконец разжал пальцы и выпустил рукоятку браунинга.
Но сразу же опять схватил ее.
Его вдруг негромко назвали по имени:
— Седой?
Голос раздался сбоку и откуда-то снизу, точно говоривший лежал на земле.
Алексей остановился, затаив дыхание, вытащил руку с браунингом из кармана.
“Вот где они! Ну, здесь-то будет полегче!”
— Я спрашиваю, Седой, что ли? — повторил голос.
Алексей осторожно проговорил:
— Ну, а ежели Седой, так что? — И, пригнувшись, быстро шагнул в сторону: могли выстрелить на звук.
— Так иди же сюда!
— Куда это “сюда” (снова шаг в сторону).
— Иди, не трусь, да не вздумай палить! Привет тебе будет от Максима…
Так неожиданно и странно прозвучал здесь чекистский пароль, что Алексей даже вздрогнул. “Свои?! Откуда? Почему?..”
— Да иди ж ты живей! — торопили из темноты. И Алексей пошел.
— Влево бери, — командовали ему. — Еще левее: тут ямы кругом, голову сломаешь… Стой, посвечу.
Теперь голос раздавался почти у самых ног.
Вспыхнул огонек. Впереди была яма. В ней стоял человек со спичкой в руке.
— Лезь сюда, — сказал он, — здесь неглубоко.
Схватившись за край ямы, Алексей спрыгнул вниз. От поднятого им ветерка спичка погасла.
— Ну, здорово! — сказал стоявший перед ним человек.
— Ты кто? — спросил Алексей. Палец его занемел на спуске браунинга.
— Кто бы ни был, а с тебя, брат, ведро водки, меньше не согласен!
— Да кто же ты, черт возьми?
— Имя надо? Ну, зови Сашкой…
“Сашка! — вспомнил Алексей. — Разведчик, о котором говорил Оловянников”.
— Вон что! — сказал он. — Слыхал.
— И я о тебе. Значит, можно считать, старые знакомые. Сейчас покажусь, авось, узнаешь…
Он чиркнул спичкой, поднес ее к лицу, и Алексей увидел вздернутый покрытый конопатинами нос и улыбающиеся глаза белобрысого парня в казачьих шароварах, который исчез вместе с Цацой.
— Ты?..
— Я. А что, не нравлюсь?
— Нет, ничего… А Цаца где?
— Вон твой Цаца. Почил в бозе…
Прикрывая огонек ладонью, Сашка посветил на дно ямы. Там, вытянувшись, обхватив руками голову, ничком лежал убитый бандит.
— Это ты его… так?
— А кто же, ты, что ли? — с внезапным раздражением проговорил Сашка и бросил догоревшую спичку. — Счастлив твой бог, парень, что я поблизости оказался, сейчас бы ты со мной не разговаривал!.. Табак у тебя есть?
Они свернули по цигарке. Присели на камень. Жадно и глубоко затягиваясь, Сашка говорил полушепотом:
— Тебя-то я сразу признал: Инокентьев во всех красках расписывал — такой, мол, да этакой… на случай, значит, ежели доведется встретиться. А тут слышу: Седой… Ну, присматривать начал, как бы чего не вышло. Когда Цаца стал к тебе привязываться, я его отшил, помнишь?
— Ага…
— А потом вижу, он боком, боком — и в сторону. Ну, думаю, худо: сейчас шухер подымет. Я его догнал и спрашиваю: “Ты что, и верно этого мужика знаешь?” “Знаю, — говорит. — Это большевик, провалиться мне на этом самом месте! Он в моем дворе у другого большевика жил, своего сродственника, которого наши в продотряде пришили”… Верно?
— Верно, — подтвердил Алексей. — Меня к нему Инокентьев поставил.
— Ну вот, Цаца и говорит: “Сейчас мы его пощупаем. Я ему покажу зубы заговаривать!” Я говорю: “Нечего шум поднимать. Ежели это легавый, так его надо кончить тихо и мирно, без скандала. Подкараулим, — говорю, — когда назад пойдет, и шлепнем в степи”. Едва уговорил, он все рвался своих поднять…
— Да-а… — Алексей поежился, представив себе, что могло выйти. — Вовремя ты. Спасибо.
— Спасиба в карман не положишь. Без ведра водки не отступлюсь!
— Утонешь, поди!
Оба засмеялись и пихнули друг друга локтями.
— Ну, давай чеши отсюда, — сказал Сашка. — Мне пора.
— А как же Цаца?
— Цацу я уберу. Он часто в город ходил, дней пять его и не вспомнят.
— Больше и не надо.
— Знаю…
Убедившись, что все вокруг спокойно, Сашка помог Алексею выбраться из ямы и показал, куда идти.
— Домой передать ничего не надо? — спросил Алексей, наклонясь к нему.
— Нет, все давно передано… Разве что привет, — помолчав, добавил он.
— Ну, прощай…
— Счастливо!
Они крепко потискали друг другу ладони и расстались.
Пройдя три шага, Алексей обернулся и не увидел Сашки.
И больше не видел его никогда. Лишь спустя несколько недель, читая памятный перечень чекистов, погибших при ликвидации банды в Нерубайских катакомбах, узнал его фамилию: Грошев…
Как и следовало ожидать, в списках сотрудников Одесской чрезвычайной комиссии Лежин не числился. Не было такого и в Особом отделе гарнизона. Нашелся один по фамилии Лажнян, но проверка показала, что это бывший командир взвода бригады Котовского, родом из Нахичевани. Многие знали его еще с гражданской войны.
Между тем хранить в тайне предстоящую операцию становилось все трудней и трудней. Для подготовительной работы тоже требовались люди. Инокентьев предлагал начать понемногу привлекать к ней наиболее испытанных и проверенных сотрудников, но осторожный начальник разведотдела категорически возражал. Он не хотел рисковать ни в одной мелочи и, вероятно, был прав. Но рискнуть все- таки пришлось. И именно этот риск лишний раз подтвердил справедливость старинной пословицы о том, что нет худа без добра.
Подошло время встречать в Люстдорфе фелюгу с оружием. Для операции нужны были люди. Оловянников предложил было набрать их из сотрудников уголовного розыска или даже мобилизовать молодежь через городской комитет комсомола, однако Немцов и слушать об этом не захотел.
— Пусть наши идут, — заявил он, — дело серьезное!
— А шпион?.. — напомнил Оловянников.
— Шпион, шпион! На Канатной детский дом открыли для матросских сирот. Может быть, ты оттуда ребят лучше возьмешь? Там-то наверняка нет шпионов!