Мотор не глушили, якорь не сбросили.

На берегу росла груда ящиков и корзин. Дубок все выше подымался из воды. Босой полуголый матрос удерживал его за канат у берега.

— Схожу помогу им, — сказал Инокентьев Рахубе.

— Не надо, сами управятся.

— Ничего, быстрее будет.

Алексей и коренастый, невысокого роста уполномоченный Царев принимали с дубка очередной ящик с винтовками. Инокентьев отстранил Царева и сам взялся за край ящика. Пока несли его, успел шепнуть Алексею:

— Будем брать! Скажи ребятам, пускай начинают, как условились. Я Рахубой займусь…

Разгрузка заканчивалась. Оставалось выгрузить последние патронные цинки.

Чекисты подошли к дубку. Некоторым пришлось для этого по пояс забрести в воду.

— Подсади, — шепнул Алексей Цареву.

Он взялся за борт, подпрыгнул и перевалился в суденышко.

— Ку-да? — К нему бросился один из матросов. — Куда лезешь? Назад! Назад!

— Погоди! — отстраняясь, сказал Алексей. — Помочь хочу!

— Не надо помочь! Иди, иди назад!.. О-о, куда ты!..

Не слушая, Алексей протянул руку Цареву и втащил его в дубок.

— Михай! — крикнул матрос, пятясь к корме, и что-то добавил по-румынски.

— Что у вас там? — раздался с берега встревоженный голос Рахубы.

— Да вот помочь хотим, — отозвался Алексей, — а они шумят…

— Никакой помочь не надо! — подскочил к нему капитан. — Слезай назад! — Он вцепился Алексею в рукав, подталкивая к борту.

Алексей схватил его за руку, рванул к себе и прямым встречным ударом в челюсть сбил с ног. Навалившись сверху, крикнул:

— Бери их, хлопцы!

Дубок сильно раскачивался: с обеих сторон в него лезли чекисты.

На корме вдруг благим матом завопил моторист.

Хлестнули выстрелы по берегу…

Когда капитан был накрепко связан, Алексей вскочил на ноги.

Свалка на дубке началась в полной темноте. Когда она закончилась, на берегу пылали костры, освещая просторную отмель, бурые нагромождения камней и желтый, прорезанный щелями срез обрыва, на котором суетливо дрожали короткие тени.

На отмели, скорчившись, лежал человек в синем бушлате.

— Василий Сергеевич!.. — крикнул Алексей.

“Убит! — пронеслось в мозгу. — Где Рахуба?..”

Петров, пулеметчик, стоя во весь рост на скале, что-то кричал, махая маузером и указывая в сторону обрыва.

Кто-то взбирался по крутой, почти отвесной стене, цепляясь за едва приметные выступы. Это был Рахуба.

За ним, изрядно отстав, лез Гурченко — чекист, запаливший костры на берегу.

С носа дубка, который во время свалки раскачался и немного отошел от берега, Алексей прыгнул на отмель.

— Держи его, Гурченко, не дай уйти! — закричал он.

Рахуба был весь на виду, раскоряченный на отвесной стене, ярко освещенный пляшущим светом костров.

Держась за куст, свисавший с верхнего края обрыва, он стоял одной ногой на узком каменном выступе, а другой нащупывал опору для прыжка.

— Сейчас я его сниму! — крикнул Петров.

Алексей хотел было остановить его: “Не стреляй, живого возьмем”, — но не успел. Грохот тяжелого маузера раскатился по берегу, гулко громыхнул в оползнях.

Рахуба выпустил куст, запрокидывая голову, на мгновение застыл на месте, потом что-то осыпалось у него под ногами, и, выгибая спину, он полетел вниз мимо прижавшегося к стене чекиста…

Когда Алексей подбежал, Рахуба был уже мертв. Увязнув сапогом в чертополохе, он лежал навзничь, вниз головой, с открытыми глазами и судорожно разинутым ртом.

— Эх, перестарался Федька! — проговорил спрыгнувший с обрыва Гурченко. — Готов!

— Обыщи его! — сказал Алексей.

Он бросился назад, к Инокентьеву.

Царев и мокрый до пояса Марченко осторожно переворачивали его на спину. Инокентьев глухо, мучительно стонал.

Алексей опустился на корточки.

— Что, Василий Сергеевич?..

Инокентьев не ответил.

Изо рта у него текла кровь.

— В живот ему стрелял гад, — проговорил Царев, — прямо в упор, через карман. Он и сделать ничего не успел. Наверх надо нести, в машину.

— Растрясет его по дороге, — заметил Марченко. — Не доедет.

Алексей оглянулся. Чекисты подтягивали к берегу дубок, на котором по-прежнему работал мотор. Опять становилось темно; сухой бурьян, политый керосином, быстро догорал. Подошел Гурченко с фонарем.

— Кто в моторе смыслит? — спросил Алексей.

— Я, — сказал Петров. — А что?

— Дубок доведешь до Одессы?

— Чего же мудреного?

— Тогда повезем морем, — сказал Алексей. — Ну-ка, взялись!..

Инокентьева подняли с земли и перенесли на дубок.

От боли он потерял сознание.

Оттащив к мачте связанных контрабандистов, уложили Инокентьева на широкую банку в передней части суденышка.

— Можете ехать, — сказал Алексей Петрову. — Марченко, бери Царева и Шилова, останетесь караулить оружие.

— А ты?

— Я на грузовике поеду. Встречу их на карантинной пристани…

Он слез на берег, подождал товарищей, и они втроем столкнули дубок с отмели.

Затрещал мотор. Суденышко плавно отошло от берега, развернулось и начало отдаляться, пока не исчезло во мраке.

Только два сигнальных фонаря еще долго мерцали вялым, неярким светом.

— Довезут или не довезут? — проговорил Царев.

Никто ему не ответил.

Алексей тряхнул головой.

— Ну, все. — Он провел ладонью по лицу. — Пойду. Этого, — он указал туда, где лежал Рахуба, — прикройте чем-нибудь. Никого близко не подпускать.

— Понятно!

— Пока…

И, чувствуя тяжелую усталость во всем теле, медленно пошел к обрыву.

Инокентьев умер в больнице как раз в тот день и час, когда завершилась эта нелегкая операция. Однако именно завершение ее оказалось наименее сложным делом, хотя подготовка доставила немало волнений и чекистам и… Шаворскому. Причем волновались они по одной и той же причине: соберутся или не