Соотчичи, боюсь, пренебрегут бокалом риохи, который я им протянул. Они предпочитают водку, сортов которой во всем мире меньше, чем, скажем, сортов вина в скромной долине Кьянти.
Соотчичи соотчичам рознь, я бы, к примеру, не пренебрег.
В Русте даже птицы слегка бухие. У аистов подкашиваются коленки. Стрижи не резвятся, а бесятся. Ласточки колют и режут друг друга крыльями. Я сам видел, как тяжелораненая ласточка плюхнулась в озеро и больше уже не взлетела.
Из птиц пьяными я видел лишь кур. Сосед на даче макал в стакан с водкой хлеб и кормил им эту безобидную птицу. Куры сначала клевали с жадностью, потом сонные разбрелись по двору, натыкались одна на другую и падали на землю как мертвые. Зрелище было не из веселых.
На вопрос «ваш любимый цвет?» ответ давно найден: «бутылочный».
Я не знаю, какой мой любимый цвет. На бумаге пишу, что красный. Но думаю, что все-таки — женский.
Несколько глотков сидра с утра — и цветешь. Некоторые предпочитают херес. Но херес — это тупик. А сидр — дорожка в сад.
Мне не нравятся угрюмые пьяницы, с утра толкущиеся у ларьков и пивных и пачкающие воздух сивухой. Утренний пьяный должен быть добрым. Даже в его неопрятности должны сквозить отблески карнавала. Но, увы, встречается такое лишь в сказках.
Хлипкий воздух Галисии, груда немытых городов, провинциальных бокалов… Куда ни зайдешь — полки заставлены бутылками. Горлышки что корешки. Белые, зеленые, красные, бордовые, черные. К себе попал.
Почти как у Ахмадулиной: «Люблю я тишь твоих библиотек…» Или — как у Гайдая: «Как пройти в библиотеку?» Впрочем, это уже кощунство и дурновкусие.
Одно плохо в Лондоне: пить нужно дома. Лондонский воздух сделан из крылышек мух. На воздухе вино тотчас теряет и колер и запах. Потому надо запереться, опустить шторы, отключить телефон и уж тогда откупоривать.
Петербургский воздух сделан из… Я задумался и не нашел ответа. Наверное, чтобы его найти, надо взять в руку бокал риохи, отдернуть занавеску из тюля и выйти вечером на балкон.
…Книгу Игоря Померанцева хочется цитировать бесконечно — она легка, пьяна и прекрасна, как наша быстротечная молодость.
Кристи А.
Первый свой детективный роман Агата Кристи написала, когда работала в аптеке. Правда, мысль о работе над детективом зародилась у нее еще в детстве, она даже поспорила с сестрой, что когда-нибудь обязательно напишет детективный роман. Так вот, аптека. «Меня окружали яды, — пишет Агата Кристи в своей „Автобиографии“, — и вполне естественно было выбрать смерть от отравления в качестве приема». Так появился роман «Таинственное происшествие в Стайлзе» (1920).
Всего, за полвека литературной деятельности, Кристи опубликовала более семидесяти романов и что-то около тридцати сборников рассказов, суммарный тираж которых превысил 400 000 000 То есть книги Агаты Кристи по тиражу соперничают только с Библией и Шекспиром. К концу 30-х ее признали первой леди детективного жанра, она становится президентом Английского детективного клуба.
Впрочем, Р. Чандлер, «маргинал жанра» (как и Д. Хэммет, по определению А. Роб-Грийе) дал жестко-отрицательную характеристику творчества первой леди, точнее ее романа «Убийство в Восточном экспрессе».
«У Агаты Кристи, — пишет он в эссе „Простое искусство убивать“, — есть роман с участием г-на Эркюля Пуаро, хитроумного бельгийца, изъясняющегося на французском языке из школьного учебника. Изрядно помучив свои „маленькие серые клеточки“, то бишь пошевелив мозгами, он приходит к гениальному выводу, что коль скоро никто из пассажиров некоего экспресса не мог совершить убийство в одиночку, то, стало быть, они сделали это скопом, разбив всю процедуру на последовательность простейших операций — конвейерная сборка машинки для разбивания яиц! Задачка из тех, что ставит в тупик проницательнейшие умы. Зато безмозглый осел решает ее в два счета».
Критик Г. Анджапаридзе, защищая Агату Кристи от «несправедливых» нападок Чандлера, пишет по этому поводу следующее: «Кристи писала ту жизнь и тех персонажей, которых знала. Чандлер и Хэммет знали нечто другое и писали об этом превосходно. Согласен, что в сравнении с теми хитросплетениями сюжета, которые изобретают современные писатели, загадки Агаты Кристи кажутся пресноватыми и старомодными. Наверное, любой поклонник Кристи найдет без труда в ее книгах отступления от того реализма повседневности, приверженцем которого выступал Чандлер. Но книги Кристи продолжают читать во всем мире».
«Почему?» — задает критик вопрос. И сам же на него отвечает: «По-моему, Агата Кристи была действительно выдающаяся — в рамках своего дарования — нравоописательница обширной социальной прослойки. Ее романы — одновременно и немножко сказка, и гимнастика ума, и портрет эпохи, во всяком случае, один из возможных портретов».
А ведь именно в таком сочетании и состоит рецепт популярности и детектива, и литературы вообще. Так что, господин Чандлер, первая детективная леди навсегда остается первой. Несмотря на отдельные недостатки, присущие любому писателю.
Крылов И.
О Крылове начну с Грибоедова. Вот цитаты из двух грибоедовских писем 1824 года.
Первая: «…В самый день моего приезда… читал я ее („Горе от ума“. —
Вторая: «Крылов (с которым я много беседовал и читал ему) слушал все выпуча глаза, похваливал и вряд ли что понял. Спит и ест непомерно. О, наши Поэты! Из таких тучных тел родятся такие мелкие мысли! Например: что Поэзия должна иметь бют (цель — франц. — А Е), что к голове прекрасной женщины не можно приставить птичьего туловища и пр. Нет! Можно, почтенный Иван Андреевич… слыхали ли Вы об Грифоне?..»
Вообще, почитаешь воспоминания современников, и перед тобою встает образ некоего персонажа европейского театра-буфф, Фальстафа, Гаргантюа, Обпивалы и Объедалы народных сказок — неряшливого, вечно что-то жующего, кормящего прямо в своей казенной квартире при Императорской публичной библиотеке залетающих в окно голубей и пр., как написал в своем письме Грибоедов. И ведь действительно все это правда. Как правда то, что он еще и автор удивительных по языку басен, образов, которые для нас значат ничуть не меньше, чем для человека религиозного образы Богородицы и Христа. Только не сочтите это мое последнее утверждение за кощунство или за камешек в огород людей верующих.
