Самое точное и замечательное название к сборнику своих сочинений придумал поэт Иннокентий Анненский — «Тихие песни». Перечитывая недавно Фета, я подумал, что это определение Анненского как никакое другое подходит к автору «Вечерних огней». И я не понимаю Осипа Мандельштама, написавшего про «жирный, больной одышкой карандаш» Фета. Сихи его (Фета. Впрочем, и Мандельштама тоже) состоят из воздуха, земли и воды — то есть из тех животворящих начал, которые составляют всякую настоящую поэзию. «Тихого» поэта Фета я читаю выборочно. У него хороши строчки, а не стихотворение в целом.

Вот очень короткая выборка из того, что нравится:

В сияньи полночи безмолвен сон Кремля. Под быстрою стопой промерзлая земля Звучит, и по крутой, хотя недавней стуже Доходит бой часов порывистей и туже… (Эх, шутка-молодость!..) Персты румяные, бледнея, подлиннеют… («Ее не знает свет…») Люблю ее степей алмазные снега… («Тебе в молчании я простираю руку…»)

И так далее.

Хорошо о Фете написал Георгий Адамович в своей книге «Комментарии»:

Краска стыда на лице у Фета. Впрочем не Фета подлинного, не Афанасия Афанасиевича, которого надо бы еще прочесть и перечесть по-новому, а Фета нарицательного, того, который возвеличен в пику Некрасову, то есть Фета как олицетворение поэтичной поэзии, со всеми позднейшими Фофановыми и Бальмонтами, за которых он частично ответствен.

Курсив в выписанной цитате — мой. Прочесть и перечесть по-новому! Фет этого стоит.

Кстати, о Марине Цветаевой. Самое ее любимое стихотворение во всей (!) русской поэзии было фетовское: «Сияла ночь. Луной был полон сад…»

«Фимиамы» Ф. Сологуба

«Никогда не доверяйте симпатичным людям. Надо доверять только несимпатичным».

Этот афоризм принадлежит большому русскому поэту и автору одного из самых сильных романов русской литературы Федору Кузьмичу Сологубу.

Когда вышел первым изданием «Мелкий бес», Сологуб, как вспоминал Добужинский, «имел весьма патриархальный вид лысого деда с седой бородой, что как раз не вязалось с изысканностью и греховностью его стихов и было, в сущности, его загадочной маской».

«Тогдашний облик, — вспоминает художник далее, — мне больше был по душе, чем тот, который он принял несколько лет спустя, когда уже был женат на Настасье Чеботаревской. Он стал бритым, причем обнаружилась большая бородавка у носа».

Эта бородавка, кстати, хорошо видна на портрете Ф. Сологуба работы К. Сомова, который сам поэт считал лучшим своим портретом («Там я совсем похож»).

Сологуб много кого и чего не любил в литературе и в жизни: Блока («хороший поэт, но не русский, — немец»), Щедрина (не было более бранного слова для Сологуба, чем Щедрин), Андрея Белого, роман которого «Петербург» он на дух не переносил, Рабле и Свифта, которые, со Щедриным наравне, были самыми нелюбимыми у Сологуба писателями, О. Генри…

«Профессионально злой», — назвал Сологуба Вл. Пяст в своей книге воспоминаний.

1921 год, год выхода «Фимиамов», был для Сологуба самым трагическим годом всей его жизни. 23 сентября жена его, писательница и переводчица Анастасия Чеботаревская, в остром приступе психостении бросилась с дамбы Тучкова моста в реку Ждановку и утонула. Нашли ее только весной, когда вскрылся лед. Все это время поэт не верил в гибель жены и каждый день ставил для нее обеденный прибор, ожидая ее возвращения.

«Она отдала мне свою душу, и мою унесла с собою», — напишет он в письме к Мережковскому.

И добавит: «Но как ни тяжело мне, я теперь знаю, что смерти нет».

И уже умирая, зимою 1927 года, он говорил в бреду: «Она ждет меня, она зовет меня…»

Унесла мою душу На дно речное. Волю твою нарушу, Пойду за тобою…

«Для русской литературы 5 декабря 1927 года — такой же день, как 7 августа 1921 года (день смерти А. Блока. — А.Е.), — скажет Е. Замятин на панихиде по поэту Федору Сологубу. — …В каждом из них мы теряли человека с богато выраженной индивидуальностью, с своими — пусть и очень различными — убеждениями, которым каждый из них оставался верен до самого своего конца».

Х

«Хазарский словарь» М. Павича

Внешняя закрытость «Хазарского словаря», подчеркнутая уже названием, на самом деле закрытость кажущаяся. Игра в отпугивание массового читателя входит в планы хитроумного автора. Книга рассчитана в равной мере на читателя массового и читателя элитарного. Каждый возьмет из нее свое: элита — возможность очередной раз задрать вверх подбородок и воспарить над человеческим муравейником, массовый же читатель — сборник емких остросюжетных историй в духе псевдонародного хоррора.

Автор благосклонно предупреждает, что каждый волен читать эту книгу с любого места и в любом месте оборвать чтение. Но сам же при этом намекает на песочные часы, вставленные в переплет книги, которые дают знать, когда нужно остановить чтение и продолжить его в обратном порядке. Тогда-то, мол, и

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату