Вместе они спустили «вероятного противника» на берег.

– Вы, русские, удивительный народ… – хрипло выговорил Борден. – Ждёшь от вас одного, а вы поступаете совершенно против логики…

– Просто у нас своя логика, – объяснил Кнуров. – Кстати, не в качестве допроса. Скажите, вы зачем на центр накинулись?

– У меня было задание… – просипел Чантри, закашлялся и сморщился от боли в ушибленной грудине. – Убедиться, что вы на месте, сообщить об этом… куда надо и выводить вас из-под удара… И только потом до меня дошло, что никто не собирался вас спасать! И нас заодно… Аналитики из Ю-Ай-Эй прикинули и решили, что оптимальный выход из положения один – уничтожить и русских, и европейцев. И тем урон нанести, и этим! И «Гото» закрыть, и с «Деусом» покончить…

– А вы, как я погляжу, – сказала подошедшая Рита, – неплохо осведомлены.

Полковник усмехнулся.

– Дорогая мисс, – сказал он, – ещё на той неделе я за вами охотился, хотел изловить и притащить до родной «федерейшн». Не вышло! Эрвисты выбили всю мою команду… А теперь здесь повторилось то же самое. Всей разницы, что гробили нас свои же…

Все замолчали. Только Жуков с Дроздовым продолжали бубнить в лесу, собирая хворост для костра, да где-то в кустах хрюкал тапир. Обезьяны-ревуны хохотали в высоте, шныряя с ветки на ветку. А потом раздался тихий детский плач.

– Ой! – вздрогнула Рита. – Тут кто-то живёт?

– Нет, сеньорита, – вынырнул из зарослей Якума, – это кайман.

– А-а… – успокоилась Рита. – Типа крокодиловы слезы?

– Типа…

– А что это у тебя? – Девушка указала на птичьи тушки, притащенные индейцем.

Якума вместо ответа протянул Рите некий тропический плод и сказал:

– Кушать. Это чиримота.

Рита послушно вгрызлась в сочную кремообразную мякоть. Поплыл аромат ананаса и земляники.

– М-м… Как вкусно!

«Индиос» улыбнулся и принялся разделывать тушки.

– Это птица жакубим, – объяснил он, – тоже плачет, только громко… Вкусная!

Невозмутимый Калуэле развёл костер. Якума обмазал тушки глиной и сунул в огонь.

Потихоньку все собрались у костра. От него накатывал смолистый аромат араукарии и горьковатый мускус дикого ореха пеки.

Солнце заходило, малюя небо на западе в фантастические тона, щедро разливая багрец и золото. Потемневшие воды реки несли большие зелёные скатки растений – цветущие ветки, перепутанный лианами кустарник. Кверху брюхом проплыл дохлый кайман. Крутясь, он исчез за массивным корпусом «Бурана». Послышался всплеск и тут же – странный звук, похожий на тихий автомобильный гудок.

Якума вздрогнул и насторожённо прислушался.

– А это кто? – испуганно спросила Клод, вжимаясь в Кнурова.

– Анаконда, – негромко сказал Якума.

– Почуяла запах мяса, – добавил Чантри, – но вроде удовлетворилась тем кайманом…

– А они большие? – спросила мадемуазель Борро, ширя глаза.

– Анаконды? – уточнил Якума. – Большие… Лично я видел змею в пятнадцать метров. Мёртвую. А мой старший брат Коматаси нашёл сброшенную змеиную шкуру, в которой было двадцать восемь больших шагов!

– Ужас какой… – прошептала Клод.

– Эгей… – услышал Кнуров знакомый голос и резко обернулся к лесу.

Все развернулись туда же, выставляя стволы трофейных автоматов и пистолетов с глушителями.

– Выходи по одному! – резко приказал Дроздов.

– Не стреляйте! – крикнул тот же голос из-за деревьев, и теперь уже Рита недоуменно нахмурила брови.

Из-за толстого, в два обхвата, бальсового дерева вышел человек в пятнистом комбинезоне. Он спокойно поднял руки и сказал:

– Я вас приветствую!

– Савельев! – завизжала Рита и бросилась навстречу. – Дядя Лёша!

Вся компания оживилась. А из леса, один за другим, вышли ещё четверо.

– Вы вовремя! – крикнул Царёв. – У нас тут как раз дичь допекается!

– Как вы нас нашли?! – тормошила Савельева Рита.

– Поймали ваш SOS! Нас всего час назад сбросили. По приказу президента. Во как! Знакомьтесь, – Савельев показал на пятерых в камуфляже. – Толя! Миша! Витя! Богдан! Морской спецназ ГРУ.

– Еле вас отыскали, – хмыкая, сказал скуластый и смуглый Миша, наверняка полукровка, плод любви русского и якутки. Или наоборот.

– Ну, угощайте! – сказал Алексей Дмитрич. – Мы тоже кой-чего прихватили…

С этими словами он достал из рюкзака бутылку «Столичной». Длинный как жердь Витя вынул упаковку с коньяком «Двин». Остальные выгрузили пищевые рационы.

– Прошу к столу! – сказал Якума.

Выкатив из костра почерневший глиняный комок, он разбил его, и спёкшиеся половинки отвалились вместе с перьями, выпуская смачный пар. И начался самый незабываемый пикник в жизни Тимофея Кнурова.

На сельву опустилась ночь, и вместе с тьмой к притопленному «Бурану» хлынули запахи прели и гнили, диковинных цветов и болотной тины. Вокруг метались светлячки, надсадно звенела мошкара. Одинаково оглушая, кричали птицы и лягушки. Взрыкнул ягуар.

Ночевать решили в грузовом отсеке челнока. Откинули один створ, чтобы было видно ночное небо и чёрные опахала пальм, многопалыми руками хапавших звезды. Подстелили, что смогли найти мягкого, и улеглись почивать, выставив дозорных.

В два ночи выпало дежурить Кнурову и Савельеву.

Заспанный Тимофей налил себе в ладонь минералки из пластета и омыл лицо. Стало полегче.

Выбравшись на берег, он подкинул сухих дров в костёр – было прохладно, градусов семнадцать от силы. Осень!

Кнуров затянул распах комбинезона под горло и уселся на большой панцирь черепахи, невесть когда оставленный на берегу Альпухары. Индейцы, видать, «вскрыли» черепаху, мясо выбрали, а пустую «консервную банку» бросили.

Савельев, скрипя песком и шурша листьями, ходил по опушке, собирая сухие ветки, а Тимофей впал в то странное, дремотное состояние, когда и не спишь вроде, но и в яви только наполовину.

Сонно помаргивая, он глядел на белевшую тушу «Бурана», на чёрную гладь реки, смутно отражавшую Млечный Путь. Подошёл подполковник и опустил на песок целую охапку хвороста.

Как инженер-программист смог вычленить тот странный звук из сводного ора, он и сам не понял. Звук напомнил ему тихий автомобильный гудок. Анаконда?!

– Алексей Дмитрич! – шёпотом позвал Тимофей.

– Тс-с! – Савельев прижал палец к губам, потом им же указал на реку.

Кнуров присмотрелся и увидел пару красных огоньков примерно в метре над водой.

– Большая, интересно? – сказал Кнуров и соврал – не было ему интересно. Было жутко.

– Щас проверим!

Савельев подгрёб к себе мощный фонарь и послал в морду змее сильный голубой луч.

Кнурова передёрнуло – голова змеи была куда больше его собственной! Огромная, тупорылая, в чётком делении чешуй. Страх был так велик, что не умещался в Тимофее и просился наружу – криком. Усилием воли Кнуров сдержался. Змеи всегда его пугали – холодные, скользкие, извивающиеся… Страх рождался от сильнейшего отвращения, от инстинктивного ощущения чужеродности ползающих и шипящих тварей, их абсолютной несовместимости с тварями теплокровными и прямоходящими.