– Эта скотина-летун, шо продался за поганые евро, – проговорил Гоцкало, – просто побоялся границу пересекать. Так ещё ладно – кто заметит? Следят за ним? Скажет, навигационное оборудование забарахлило или ещё чего соврет. А за границу если смотается… тут уж его точно не пожалуют! Найдут и кокнут.

– Тогда как нас… – начала Рита и её осенило: – Морем! На яхте какой-нибудь. Тут много яхт в порту – из Франции, Израиля, из Англии есть, из Америки даже.

– И шо потом? – помрачнел Сергей.

– А ничего, – спокойно сказал Тимофей. – Сволокут в «ящик», создадут тебе комфортные условия и скажут: а ну-ка, склепай нам, мусью Гоцкало, предиктор!

– А если мы откажемся? – поинтересовался «мусью».

– Ты знаешь… – раздумчиво проговорил Кнуров. – Я немножко в тюрьме посидел и понял одну вещь – человека очень легко заставить делать то, чего его совесть вроде бы не позволяет. Вот подержат тебя в изоляторе с месяцок, и ты сам запросишься на работу!

– А потом нам сунут по карточке с приличной суммой на счету и дадут пинка… Или просто дадут пинка, чтобы зря не тратиться!

– Скорее всего, – усмехнулся Тимофей, – застрелят в тихом месте и схоронят.

– Да хватит вам! – заныла Рита. – Что вы меня пугаете?

– Ладно… – вздохнул Кнуров. – Ещё не вечер…

Минут десять похищенные «вершины треугольника» переваривали стандартные экспресс-обеды, наверняка из армейского рациона, после чего явились их старые провожатые и жестом показали на выход: приключение продолжалось.

В комнате напротив незнакомые парни северной наружности помогли им надеть гидрокостюмы, нацепить шлемы и навесить акваланги. Ещё четверо «людей-лягушек» показались в коридоре. По фигурам Тимофей узнал «мушкетёров».

Туссен приподнял шлем и глухо сказал:

– За мной и без фокусов! Коста, Морис – страховать!

Чередой они спустились по лестнице в туннель, круто уводивший под пляж и кромку прибоя. Скоро в круглом зиянии туннеля заплескала вода, они погрузились в неё и поплыли. По сторонам смутными пятнами расплывались лампы, горевшие оранжевым и жёлтым. Вот и море.

Туссен позади, Граншан впереди живее заработали ластами, уходя от берега и в глубину. Плыли минут тридцать, вокруг крутилась любопытная кефаль, даже акулка-катран подплывала осведомиться, что этим двуногим понадобилось в её море. Потом у Портоса в руках появились фонарики, вроде подводных факелов, горящие красным. Он замахал ими, описывая круги.

Из синей глубины выплыла туша субмарины, остроносая, с приплюснутой рубкой, явно не боевая, и выкрашенная в грязно-белый цвет, под водой казавшийся синим. Чёрные буквы на борту складывались в аббревиатуру Комитета подводных исследований. Как же, подумал Тимофей, учёные выискались…

В борту подлодки открылся круглый люк, пуская пузыри. Просим-с!

Человек в серебристом гидрокостюме выглянул из люка и махнул рукой: уэлкам, мол.

Цепочка из «мушкетёров» и их пленников потянулась к люку. Шлюзовую камеру проходили по очереди, по трое зараз. Последним отшлюзовались Туссен Норди и встречавший их подводник. В центральном отсеке было очень тесно, Тимофей стоял боком в проходе между пультами и не знал, куда девать ноги с ластами и тяжёлые баллоны за спиной. Полковник снял шлем, вздохнул облегчённо, оглядывая двух подводников за пультами. Встречавший их тоже снял шлем, открывая обширную лысину со скобкой чёрных волос и жёсткое лицо, посечённое шрамами. Тот ещё волк!

– Всё в порядке, Андрэ? – спросил его Туссен почему-то по-русски.

– В лучшем виде, – пробасил лысый на языке Пушкина и Достоевского и махнул рукой пилоту: – Погружаемся! Глубина двести, держи на юг.

Пилот субмарины молча пробежался пальцами по клавишам пульта. Под полом забулькало, отдаваясь в пятки, и субмарина стала погружаться. Одновременно заныли переборки, дрожа от кручения турбин.

– Вы же русский! – вдруг сказала Рита, не сводя злого взгляда с лысого. – Почему же вы с ними?!

Лысый не рассердился и не улыбнулся. Равнодушно глянув на девушку, он пожал плечами и перешёл к главному пульту.

– Андрэ Сегаль родился и вырос в Нормандии, – спокойно сказал Туссен, удобно устраиваясь между двух приборных досок. – Он наш!

Кнуров подумал-подумал и снял ласты. Хватит тут хомо акватикуса изображать…

– И куда нас теперь? – спросил он. – Кому по эстафете передадите?

Туссен поёрзал.

– Всплывём через часок, – сказал он, – и вас обратно на небеси.

Рита бросила на Норди убийственный взгляд, но Туссен был непробиваем. Тогда девушка понурилась и нахохлилась. Гоцкало сделал движение её приобнять, но не решился. Видать, побоялся нарваться на резкость.

На глубине двести метров субмарина шла часа полтора, отплыв от берега миль на пятьдесят. Затем лысый Андрэ скомандовал всплытие.

Когда пол мерно закачался, Тимофей понял, что они на поверхности.

– Арамис! Портос! – скомандовал Туссен. – Наверх. Гоцкало, на выход! Мадемуазель! Мсье Нурофф!

Мсье Нурофф с трудом поднялся, чувствуя онемение во всём теле от жёстких сидений и твёрдых полов, и поплёлся за мадемуазелью.

Наверху было свежо. Необъятная обливная синева моря, тронутая барашками, уходила во все стороны. А вверху – чистейшая лазурь небес. И вдруг, прямо в этой лазури, распахнулась дверь!

Кнуров обомлел, но быстро пришёл в себя, разглядев колебания воздуха и стеклистое марево – к ним спускался «невидимый» дирижабль, прозрачный для света и радиоволн локаторов.

Из двери в небе спустили трап, и Туссен с поклоном предложил Рите подняться первой. Девушка фыркнула и взошла. За ней двинулся Гоцкало, последним в гондолу забрался Тимофей.

Внутри дирижабль был вполне видим и ощутим. Всё вокруг покрывал серый пластик, гондолу вдоль рассекал узкий коридор – от машинного отделения до рубки. С обеих сторон в коридор выходили узкие двери кают.

– Вперьод! – махнул пистолетом курчавый малый в лётном комбезе. Его шкиперская бородка забавно переходила в баки, все лицо обегая валиком волос, словно рамкой-опушкой.

Рита передёрнула плечами и зашагала по коридору. Дверь впереди открылась, выпуская ещё одного жгучего брюнета, смахивавшего на грузина. Брюнет, глумливо усмехаясь, придержал дверь, а лысый затолкал «вершины треугольника» в каюту.

Каюта была невелика, три на три, и походила на купе железнодорожного вагона – те же диваны у стенок, над ними – откидные койки. Наружную стенку прорезал круглый иллюминатор, под ним имелся столик. Всё голо, чисто, пусто, блестит пластиком или полированным металлом. За иллюминатором искрится и туманится синее море. Эх, в тур бы на таком дирижабле!

Незримый вовне цеппелин двигался неторопливо, не быстрее гоночного автомобиля, зато совершенно бесшумно и плавно. Аппарат словно стоял на месте, висел между небом и морем, и не шевелился. Но показавшийся за кругом горизонта белый лайнер доказал обратное – кораблик быстро приблизился и пропал под днищем дирижабля.

– Летим куда-то на юго-запад… – сообщил Гоцкало, понаблюдав за солнцем.

– Спать хочу… – пробормотала Рита и зевнула.

– Ложись, конечно! – всполошился Гоцкало.

– Вы тоже ложитесь, – пробормотала девушка, – всю ночь на ногах…

Кнуров разулся и забрался на верхнюю полку. Паче чаяния, там обнаружилась надувная подушка. Подкачав ее, Тимофей лёг и вытянулся. Мысли плыли медленно и лениво, как сонные мухи. Он уже тыщи три километров отмахал, если не больше, а впереди долгий рейс. Наверняка эта «невидимка» держит курс на Южную Америку, к тому сверхсекретному центру в сельве… Проект «Деус»… проект «Гото»… Рита, Серега… Три минус один… Замороченная лишняя вершина в любовном треугольнике, окрещённая