я заметила две вещи. Во-первых, при общем достаточно деловом стиле время от времени он вдруг начинает многословно говорить о Берия, хотя это совсем не вызвано необходимостью. А во-вторых, каждый раз, когда заходит речь о давно покойном министре внутренних дел, автора начинает буквально трясти от ненависти.

«…Тут я должен оговориться о Берия. Отвращение к Берия внушено мне было матерью. Она ненавидела его и прямо говорила: „Он много зла и несчастья принес отцу“. До сих пор смерть матери я в какой-то мере связываю с влиянием Берия на отца…»

Здесь неплохо бы напомнить, что мать Василия, Надежда Аллилуева, покончила с собой осенью 1932 года, когда Сталин был едва знаком с Берия, а Василию было одиннадцать лет. Так что непонятно, как Берия ухитрился в то время принести Сталину «много зла» и с какого перепугу Надежда вдруг откровенничала по этому поводу с десятилетним сыном. Но читаем дальше:

«Позже я утверждался в плохом мнении об этом человеке. Часто замечал, как он разыгрывал перед отцом „прямодушного человека“. И отец, к несчастью, попадался на это, верил, что Берия не боится говорить „правду“. Невозможно было в этом переубедить отца…

…Последний разговор с Берия был в Боржоми. На этот раз отец, увидав кое-какие грузинские «порядки» своими глазами, не сердился, а задумался и даже вспомнил: 'Надя его терпеть не могла '. Я вынужден воспроизвести все эти разговоры с отцом, чтобы стало ясно, почему так резко о Берия высказывался после смерти отца. Это не случайность, а последовательное, все более и более утверждаюсьщееся мнение, что он подлец. Счастье мое, что он не вызвал меня после ареста. Отец однажды при нем заставил меня повторить мое мнение о нем. Берия перевел все в шутку. Но не такой он был человек, чтобы забыть, хотя внешне разыгрывал, особенно перед отцом, моего покровителя…».

В третьем письме вообще о Берия сказано больше, чем о ком бы то ни было. Там много говорится о «взаимоотношениях» Маленкова и Берия, приводится, на правах очевидца, история с арестом Реденса.

«Когда Берия назначили в НКВД, Реденс был для него помехой… ибо Реденс знал Берия по работе в Закавказье с отрицательной стороны и был вхож к т. Сталину в любое время. Берия решил убрать Реденса с дороги. Когда Берия заговорил с т. Сталиным о необходимости ареста Реденса (я случайно был при этом разговоре), т. Сталин резко возразил Берия и казалось, что вопрос этот больше не поднимется. Но… Берия был поддержан Маленковым». И дальше, дальше в том же духе. Ну и неизменная «ругательная» часть.

«Еще несколько слов о Берия. Т. Сталину я называл его (причем при самом Берия): подлецом, лжецом, лицемером и т.д. — то есть доказывал, что он морально нечестный человек-карьерист. Для выражения политического недоверия у меня не было фактов — я этого не заявлял и не предполагал. Но в связи с разоблачением Берия как врага народа, мне кажется, надо в новом свете взглянуть на людей, бывших его друзьями, и на людей, которым он доверял…»

Нет, кто бы что ни говорил, доносы — не жанр Василия Сталина, равно как и хвалебные оды такому человеку, как Хрущев. Может быть, он и пьяница, и неуправляемый скандалист, но не трус и не подлец, и лизать сапоги своему тюремщику не стал бы…

Ну так вот — и когда я обнаружила, что в этих явно фальшивых письмах разоблачению вот уже несколько лет как покойного Лаврентия Павловича уделено непропорционально много места и что это единственное объяснение самого факта их существования, ибо никакого другого ну просто не прослеживается, — тогда-то я и заинтересовалась всерьез вопросом: что сделал Берия Хрущеву и компании, если даже не с ним, а с его памятью расправляются таким образом.

…Кстати, судьба сестры Василия после смерти отца сложилась весьма благополучно. Светлана не узнала ни ареста, ни высылки, ни безработицы. Более того, в середине 60-х годов ей дали возможность эмигрировать, выпустив за границу на похороны очередного мужа, что совсем нетипично по отношению к советским людям вообще и к детям высокопоставленных родителей в частности. Чем-то ведь это все было оплачено! Плата могла быть только одна — пресловутые мемуары. В них сдержанно-доброжелательно говорится о Сталине, да… но Светлану тоже начинает трясти от ненависти, едва речь заходит о Берия. Могло ли это быть ценой эмиграции? Неужели да? А почему нет? И если да — то почему?

Тот факт, что, когда мемуары были опубликованы, Светлана была уже вне пределов досягаемости, не должен сбивать с толку — ведь дети-то ее оставались в СССР!

Зачем я так подробно привела историю с письмами Василия Сталина? А затем, что у наших людей, в том числе и исследователей, и историков, невероятно велико доверие к слову, к соответствующим образом составленному документу. А то, что этот документ может быть фальшивкой, в голову почему-то никому не приходит. Но кому и зачем нужно составлять такие фальшивки, чтобы скомпрометировать Берия? Кому нужен давно покойный министр?

Так ведь это-то и есть самое интересное!