> ГдеДолжен смириться бесплодных времен Злой Штурм;< /v> ГдеСпит, замурован в холодный бетон, Ряд Урн. В тылГолого зала, в простой – вместо свеч — Круг Ламп, БилГолос оратора, ухала речь, Как Штамп. БылТусклый, тяжелый, как пухлости лбов, В ней Пыл, ГулМолота, бьющего в гвозди гробов, В ней Был: – Долг… Партия… скромность… Мы – прочный устой. Честь… Класс… ГнойБудничной пошлости, странно-пустой Треск Фраз. Чу:Шурхнули дверцы… Как шарк по доске, Звук Ту п; ЧутьЁкнуло сердце, – и вздрогнул в тоске Сам Тру п: В печь,В бездну, – туда, где обрежется нить Всех Тро п, Вниз,Мерно подрагивая, уходить Стал Гроб. И —Эхом вибрации, труп трепетал… Был Миг — БлескНижнего пламени уж озарял Весь Лик… ТокПущен на хорах: орган во весь рост Взвыл Марш! СрокВзвешен в секундах, ритм точен и остр, Как шарж… СталСтарше от скорби, кто слышал порой, Как Мы, МаршUrbi et orbi[2] чеканенный строй, Шаг Тьмы; КтоГлянул невольно в тот жгучий испод, В ту Щель, КтоПонял, что там – все плоды, весь итог, Вся Цель, КтоЧадом тлетворным дохнул из глубин Хоть Раз; КтоДьявольским горном обжёг хоть один Свой Час.
4
И «Вечную память» я вспомнил:Строй плавных и мерных строф,Когда все огромней, огромнейЗиянье иных миров;Заупокойных рыданийХвалу и высокую честь;«Идеже нет воздыханий»Благоутешную весть;Ее возвышенным ладомПросвечиваемую печаль,Расслаивающийся ладан,Струящийся вверх и вдаль,Венок – да куст невысокийНад бархатным дерном могил,В чьих листьях – телесные сокиТого, кто дышал и жил.
Из маленькой комнаты
* * *
Враг за врагом. На мутном ЗападеЗа Рону, Буг, Дунай и НеманДругой, страшнейший смотрит демон,Стоногий спрут вечерних стран:Он утвердил себя как заповедь,Он чертит план, сдвигает сроки,А в тех, кто зван, как лжепророки —Вдвигает углем свой коран.Он диктовал поэтам образы,Внушал он марши музыкантам,Стоял над Кернером, над АрндтомПо чердакам, в садах, дворцах,И строки, четкие как борозды,Ложились мерно в белом поле,Чтобы затем единой волейЗажить в бесчисленных сердцах:Как штамп, впечататься в сознание,Стать культом шумных миллионов,Властителей старинных троновОбъединить в одну семью,И тело нежное ГерманииОблечь в жестокое железо —Бряцающую антитезуЭфироносных тел в раю.Он правит бранными тайфунами,Велит громам… Он здесь, у двери —Народ-таран чужих империй,Он непреклонен, груб и горд…Он пьян победами, триумфами,Он воет гимн, взвивает флаги,И в цитадель священной ПрагиВступает поступью когорт.
1941
* * *
Еще, в плену запечатанных колб, Узница спит – чума;В залах – оркестры праздничных толп, Зерно течет в закрома…Кажутся сказкой – огненный столп, Смерть, – вечная тьма.Войн, невероятных как бред, Землетрясений, смут,В тусклом болоте будничных лет Выросшие – не ждут…Жди. Берегись. Убежища нет От крадущихся минут.Пусть – за гекатомбами жертв Будут стужа и лед,И тем, кого помилует смерть, Жизнь отомстит… Вперед!Мир в эту хлещущую водоверть Бросится, как в полет.Вдребезги разобьется скрижаль В капищах наших дней.Страшно – раздора ль? войны ль? мятежа ль? Горшее у дверей!Только детей неразумных жаль И матерей.
1937
* * *
Вижу, как строится. Слышу, как рушится.Все холодней на земной стезе…Кто же нам даст железное мужество,Чтобы взглянуть в глаза грозе? Сегодня с трибуны слово простоеВ громе оваций вождь говорил.Завтра – обломки дамб и устоевЖадно затянет медленный ил.Шумные дети учатся в школах.Завтра – не будет этих детей:Завтра – дожди на равнинах голых,Месиво из чугуна и костей.Скрытое выворотится наружу.После замолкнет и дробь свинца,И тихое зеркало в красных лужахНе отразит ничьего лица.
1937
Дома
А. А.
Этот двор, эти входы,Этот блик, что упал на скамью, В роды, роды и родыПомнят добрую нашу семью. Эти книжные полки,Досягнув, наконец, к потолкам, Помнят свадьбы и ёлки,И концерты, и бредни, и гам; Драгоценные лица,Спор концепций и диспуты вер — Все, что жаждется, снится,Что творится, – от правд до химер. Эта комната светитСреди ночи, как маленький куб, — Ей так мирно в приветеТвоих рук, твоих глаз, твоих
