юро.Глаза – одинаковы. Руки – точь-в- точь.Мысли – как лаковые. Речь – как замазка…И дух забывает минувшую ночь — Сказку,Он новую правду восторженно пьетВ заданиях, бодрых на диво,Он выгоду чует, и честь, и почетВ сторуком труде коллектива.Он видит: у Рогожского, Центрального, Тишинского,И там – у Усачевского — народные моря:Там всякий пробирается в глубь чрева исполинского,В невидимом чудовище монаду растворя.Витрины разукрашены, те – бархатны, те – шелковы,(От голода вчерашнего в Грядущее мосты),Чтоб женщины с баулами, авоськами, кошелкамиСбегались в говорливые, дрожащие хвосты.А над универмагами, халупами, колоннамиПульсирует багровое, неоновое М,Воздвигнутое магами – людскими миллионами,Охваченными пафосом невиданных систем.Там статуи с тяжелыми чертами узурпаторов,Керамикой и мрамором ласкаются глаза,Там в ровном рокотании шарнирных эскалаторовСливаются как в бархате шаги и голоса.Часы несутся в ярости. Поток все полноводнее,Волна остервенелая преследует волну…Поигрывает люстрами сквозняк из преисподней,Составы громыхающие гонит в глубину.Горланящие месива вливаются волокнамиСквозь двери дребезжащие, юркнувшие в пазы;Мелькающие кабели вибрируют за окнами,Светильники проносятся разрядами грозы…Встречаются, соседствуют, несутся, разлучаются,С невольными усильями усилья единя,Вращаются, вращаются, вращаются, вращаются,Колеса неустанные скрежещущего дня.И все над-человеческое выхолостить, выместиЗубчатою скребницею из личности спеша,Безвольно опускается в поток необходимостиБорьбой существования плененная душа.
Часть вторая
Великая реконструкция
В своем разрастании город не волен:Им волит тот Гений, что вел в старинуСквозь бронзовый гул шестисот колоколенК Последнему Риму – Москву и страну.Но призрачный гул мирового призваньяНечаянным отзывом эхо будилВ подземных пустотах и напластованьях,В глубинном жилье богоборственных сил.В своем разрастании город не волен:Так нудит и волит нездешняя мощь,Клубясь и вздуваясь с невидимых штолен,Некопаных шахт и нехоженых толщ.Как будто, пульсируя крепнущим телом,Ярится в кромешном краю божество,Давно не вмещаясь по древним пределам Сосуда гранитного своего.Давно уж двоящимся раемВлеком созидающий дух:Он яростью обуреваем,Борим инспирацией двух.Враждующим волям покорны,В твореньях переплетены,Мечты отливаются в формыВеликой и страшной страны.И там, где сверкали вчера панагииИ глас «Аллилуйя!» сердца отмыкал —Асфальтовой глади пространства нагиеСверкают иллюзией черных зеркал.Стихий пробуждаемых крепнет борьба там,Круша и ломая старинный покойПо милым Остоженкам, мирным Арбатам,Кривоколенным и старой Тверской.И, переступая стопой исполинскойПокорной реки полноводный каскад,Мчат Каменный, Устьинский и БородинскийПотоки машин по хребтам эстакад.На дне котлованов, под солнцем и ливнем,Вращаясь по графику четких секунд,Живых экскаваторов черные бивни,Жуя челюстями, вгрызаются в грунт.Толпой динозавров подъемные краныКивают змеиными шеями вдаль,И взору привычному больше не странныИх мыслящий ход, их разумная сталь.Над хаосом древних трущоб и урочищ,Над особняками — векам напоказУж высится – явью свершенных пророчеств — Гигантских ансамблей ажурный каркас.Застрельщиков, мучеников, энтузиастовДоиграна высокопарная роль:Эпоха – арена тяжелых, как заступ,Чугунных умов, урановых воль.Учтен чертежами Египет,Ампир, Ренессанс, Вавилон,Но муза уже не рассыпетДля зодчих свой радужный сон.Рассудка граненая призмаНе вызовет радугу ту:Не влить нам в сосуд гигантизмаУтраченную красоту.Напрасно спешим мы в КаноссуИных, гармонических лет:Америки поздней колоссыДиктуют домам силуэт.Эклектика арок и лоджий,Снижающийся габаритО скрытом, подспудном бесплодьиНамеками форм говорит.И в бурю оваций, маршей и кликов Век погружает свою тоску,И все туманней скольженье бликов По мировому маховику.И сквозь жужжанье коловоротов И похохатыванье электропил,Встают колонны, встают ворота И заплетается сеть стропил.Уж аэрограф, как веер, краской Шурша, обмахивает любой фасад,Чтоб он стал весел под этой маской: Тот – бел, тот – розов, тот – полосат.Во вдохновении и в одержании, не видя сумерек, не зная вечера,Кружатся ролики, винты завинчиваются и поворачиваются ключи,Спешат ударники, снуют стахановцы, бубнят бухгалтеры, стучат диспетчеры,Сигналировщики жестикулируют и в поликлиниках ворчат врачи.Они неистовствуют и состязаются, они проносятся и разлучаются,В полете воль головокружительном живые плоскости накреня,И возвращаются, и возвращаются, и возвращаются, и возвращаются —Как нумерующиеся подшипники, детали лязгающего дня.И какофония пестрых гудовГремит и хлещет по берегам:Треск арифмометров и ундервудов,Команда плацев и детский гам.За землекопом спешит кирпичник,За облицовщиком – столяры,И детворою, как шумный птичник,Уж верещат и визжат дворы.В казенных классах, теснясь к партам, растет смена, урок длится,Пестрят карты всех стран света, по тьме досок скрипит мел;В глаза гуннам — рябят цифры, огнем юным горят лица,А в час спорта во двор мчится — в галоп, с гиком — клубок тел.Смешав правду с нагой ложью, зерно знанья с трухой догмы,Здесь дух века мнет ум тысяч, росток нежный, эфир душ,Чтоб в их сердце кремнем жизни огонь пыла потом высечь,Швырнуть в город живой
