имя храню, —Да вечно лелеется мирный их образДушой, нисходящей к закатному дню.И если бывало мне горько и больно,Ты звёздную даль разверзал мне в тиши;Сходили молитвы и звон колокольныйПокровом на первые раны души.И радость да будет на радость ответом:Смеясь, воспевать Твою чудную быль,Рассыпать у ног Твоих перед рассветомБеспечных стихов золотистую пыль.

1945

Материалы к поэме «Дуггур»

Окончание школы (1923 г.). Вальс

Всё отступило: удачи и промахи…          Жизнь! Тайники отмыкай! Веет, смеется метелью черемухи          Благоухающий май.Старая школа, родная и душная,          Ульем запела… и вот — Вальсов качающих трели воздушные          Зал ослепительный льёт.С благоволящим спокойствием дедушки —          Старший из учителей…В белом все мальчики, в белом все девушки,          Звёзды и пух тополей.Здравствуй, грядущее! К радости, к мужеству          Слышим твой плещущий зов!Кружится, кружится, кружится, кружится          Медленный вихрь лепестков.Марево Блока, туманы Есенина          И, веселее вина,Шум многоводного ливня весеннего          Из голубого окна.Кружево, – зеленоватое кружево,          Утренний мир в серебре…Всё отступило, лишь реет и кружится,          Кружится вальс на заре.

1950

* * *

Я в двадцать лет бродил, как у?мерший.Я созерцал, как вороньёТревожный грай подъемлет в сумеркахВо имя гневное твоё.Огни пивных за Красной Преснею,Дворы и каждое жильёНестройной громыхали песнеюВо имя смутное твоё.В глуши Рогожской и ЛефортоваСверкало финок остриёПо гнездам города, простертогоВо имя грозное твоё.По пустырям ДорогомиловаГорланило хулиганьёСо взвизгом посвиста бескрылогоВо имя страшное твоё.Кожевниками и БасманнымиКачало пьяных забытьёНочами злыми и туманнымиВо имя тусклое твоё.И всюду: стойлами рабочими,В дыму трущоб, в чаду квартир,Клубился, вился, рвался клочьямиТебе покорствующий мир.

1927— 1950

Двенадцать Евангелий

Свежий вечер. Старый переулок,Дряхлая церковушка, огни… Там тепло, там медленен и гулокГолос службы, как в былые дни.Не войти ли?.. О, я знаю, знаю:Литургией не развеять грусть,Не вернуться к преданному раюТропарём, знакомым наизусть.В самом детском, жалком, горьком всхлипеБесприютность вот такая есть…Загляну-ка. —                       Что это?.. ПротяжныйГлагол священника, – а там, вдали,Из сумрака веков безликихЩемяще замирает весть:Толико время с вами есмь,И не познал Меня, Филиппе. — …Шумит Кедрон холодной водовертью.Спит Гефсимания, и резок ветр ночной…Прискорбна есть душа Моя          до смерти;Побудьте здесь          и бодрствуйте со Мной. —Но плотный сон гнетёт и давит вежды,Сочится в мозг, отяжеляет плоть;Усилием немыслимой надеждыСоблазна не перебороть, —Не встать, не крикнуть…Из дремоты тяжкойНе различить Его кровавых слез…Боренье смертное, мольба о чашеЕдва доносится… Христос!Века идут, а дрёма та же, та же,Как в той евангельской глуши… Освободи хоть Ты от стражи!Печать на духе разреши!Но поздно: Он сам уже скован,Поруган             и приведён.Вторгается крик – Виновен! —В преторию и синедрион.На дворе – полночь сераяКутает груды дров;Тускло панцири легионеровВспыхивают у костров.Истерзанного, полугологоВыталкивают на крыльцо,Бьют палками,                         ударяют в голову,Плюют в глаза и лицо;И к правителю ИудеиВлекут по камням двора…Отвернувшийся Пётр греется,Зябко вздрагивая, у костра.Пляшут, рдеют, вьются искры,Ворожит бесовский круг…Где-то рядом, за стеной, близко,Петух прокричал вдруг.И покрылся лоб                            потом,Замер на устах                          стон…Ты услышал? Ты вспомнил? понял? И, заплакавши горько,                               пошёл вон.И в измене он сберёг совесть,Срам предательства не тая.Он дерзал ещё прекословитьЛожной гордости. – Так. А я?Но уже и справа, и слева,Торопящая суд к концуЧернь, пьянимая лютым гневом,Течёт к правительственному дворцу.И уже и слева, и справа,В зное утреннем и в тени,Древний клич мировой державы,Крови требующей искони:      – Варавву! Варавву!      – Отпусти к празднику!       – Освободи узника!      – Иисуса – распни!      – Игэмон, распни!.. —Не повинен есмь                                в крови праведника.                          Вы – узрите!.. —Уже всенародно, пред всевидящим солнцем,Руки умыл Пилат.Уже Иуда швыряет червонцыОб пол священнических палат;Уже саддукеи, старейшины, судьиС весёлыми лицами сели за стол,И вопль народа «Да пропят будет!»Сменяется шагом гудящих толп —Все в гору, в гору, где, лиловея,Закат безумного дня зачах,И тёмный Симон из КиринеиГромоздкий крест несёт на плечах.– И будто чёрное дуновеньеПо содрогнувшейся прошло толпе.Огни потухли. В отдаленье,На правом клиросе, хор запел.Он пел про воинов, у подножьяБросавших кости, о ризах Христа,Что раньше выткала Матерь Божья,Здесь же плачущая у креста.Уж над Голгофою тени ночиЗаметались в горьком бреду…Он вручил Себя воле ОтчейИ, воззвав,                   испустил дух. —Свежесть улиц брызнула в лицо мне.Век Двадцатый, битвы класс на класс…Прохожу, не видя и не помня,Вдоль пустынных, серых автотрасс.Прохожу со свечкою зажжённой,Но не так, как мальчик, – не в руке —С нежной искрой веры, сбережённойВ самом тихом, тайном тайнике.Умеряя смертную кручину,Не для кар, не к власти, не к суду,Вот теперь нисходит Он в пучину —К мириадам, стонущим в аду.А в саду таинственном, у Гроба,Стража спит, глуха и тяжела,Только дрожь предутреннего знобаХолодит огромные тела.

1931—1951

Из погибшей рукописи

Без небесных хоров, без виденийДни и ночи тесны, как в гробу… Боже! Не от смерти – от паденийЗащити бесправную судьбу.Чтоб, истерзан суетой и смутой,Без любви, без подвига, без сил,Я стеной постыдного уютаВ день грозы себя не оградил;Чтоб, дымясь по выжженным оврагамИ переступая чрез тела,Мгла войны непоправимым мракомМечущийся ум не
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату