нас системами. Затем есть тип мечтания — «остров Южного моря». Им предаются многие люди средних лет. И тип благородного мученика и различные романтические фантазии юности, и садомазохистские, и так далее. Большинство людей отдают дань сразу нескольким типам. Мы почти все хоть один раз смотрели на арене в глаза льва или бросали бомбу в своих врагов, или спасали девственницу с тонущего судна, или писали за Бетховена его Десятую симфонию. Так какой стиль вы предпочитаете?
— Ох… бегство, — сказал Орр.
Ему пришлось собраться и ответить этому человеку, который старается помочь ему.
— Уход.
— Уход от работы, от ежедневной рутины?
Хабер, казалось, не верил, что Орру нравится его работа. Несомненно, Хабер обладал большим честолюбием и ему трудно было поверить, что у кого-то оно может отсутствовать.
— Нет, скорее город, толпа. Слишком уж, много людей повсюду. Заголовки. Все.
— Южные моря? — спросил Хабер с медвежьей улыбкой.
— Нет. Здесь. У меня не очень сильное воображение. Я мечтаю о хижине где-нибудь за городом, может быть, на Береговом хребте, где еще остались старые леса.
— Пытались когда-нибудь купить?
— Земля, даже самая дешевая, в Заповедниках Южного Орегона стоит тридцать восемь тысяч долларов за акр, а с видом на берег возрастает до сорока тысяч.
Хабер кивнул, свистнув.
— Я вижу вы обдумываете это. Вернемся к вашим снам. Слава Богу, за них не нужно платить. Не хотите ли еще сеанс? У нас осталось полчаса.
— Не могли бы вы…
— Что, Джордж?
— Заставить меня не видеть сны?
Хабер начал один из своих красноречивых отказов.
— Как вы знаете, испытываемое под гипнозом исключает все направления, в том числе те, что обычно у людей заблокированы. Снять этот блок, означает дать вам слишком много различных направлений. Я могу руководить вашими снами, но не хочу, чтобы вы полностью отказались от снов. Я хочу, чтобы вы подробно рассказали о каждом сне. Хорошо? Вы знаете, что можете доверять мне. Я здесь, чтобы помочь вам. Я не прошу у вас слишком много. Я подталкиваю вас, но не слишком сильно или быстро. У вас не будет никаких кошмаров! Поверьте, я не менее вас хочу разобраться и понять. Вы разумный человек, с вами легко работать, к тому же вы мужественны. Мы преодолеем это. Верьте мне, Джордж.
Орр не вполне верил Хаберу, но тот был непреклонен, как проповедник, к тому же он хотел верить ему.
Он ничего не сказал, но снова лег на кушетку и подчинился прикосновению руки к своему горлу.
— Прекрасно! Вот и вы! Что вам снилось, Джордж? Подавайте горячее, на вертеле!
Орр чувствовал себя больным и глупым.
— Что-то о Южных морях, кокосовые орехи… Не могу вспомнить.
Он потер голову, почесал под короткой бородкой, сделал глубокий вздох. Страшно хотелось пить.
— А потом я видел вас. Вы шли с Джоном Кеннеди, президентом, по улице. Я думаю, что это была Олдер-стрит. Я шел за вами и что-то нес для одного из вас. Кеннеди раскрыл зонтик — я видел его в профиль, как на старых пятидесятицентовых монетах. Вы сказали: «Больше он вам не понадобится, мистер президент», и взяли у него зонтик. Он, кажется, был недоволен и сказал что-то, чего я не понял. Но дождь прекратился, вышло солнце, и тогда он сказал: «Я думаю, вы правы». Дождь кончился.
— Откуда вы знаете?
Орр вздохнул.
— Увидите, когда выйдете наружу. На сегодня все?
— Я готов продолжать.
— Я очень устал.
— Тогда все на сегодня. Послушайте, а что если назначить следующую встречу на вечер? Вы уснете нормально, а гипноз я использую только для того, чтобы внушить вам содержание сна. Вы днем будете работать, а моя работа будет большей частью по ночам. Это ускорит дело и избавит вас от всяких лекарств, подавляющих сновидения. Хотите попробовать? В пятницу вечером?
— У меня свидание, — сказал Орр и сам удивился своей лжи.
— Тогда в субботу.
— Хорошо.
Он вышел, неся дождевик на руке. В нем просто не было необходимости. Сон о Кеннеди оказался эффективным. Теперь он был окончательно уверен. Каким бы спокойным не было содержание его снов, он просыпался, отчетливо помня их и чувствуя себя разбитым, как будто приложив огромное физическое усилие. Раньше он видел такие сны не чаще раза в месяц или полтора, его поглотил страх перед ними.
Теперь, с помощью усилителя, с помощью гипнотического внушения три из четырех его снов за два дня оказались эффективными, если не считать сна о кокосах, который был скорее путаницей. Таким образом три из трех. Он был истощен.
Дождя не было. Когда он вышел из Восточной Башни Вильяметты, чистое мартовское небо высоко раскинулось над каньоном улиц. Дул восточный ветер пустыни, который изредка приносил жаркую сухую погоду в Долину Вильяметты.
Чистый воздух несколько повысил его настроение. Он расправил плечи и пошел, стараясь преодолеть легкое головокружение — вероятно, следствие усталости, тревоги, двух коротких снов в необычное время дня и спуска на лифте с шестьдесят второго этажа.
Велел ли ему доктор увидеть сон о прекращении дождя или только о Кеннеди — теперь он вспомнил, что у Кеннеди была борода Авраама Линкольна — или о самом Хабере? Он не мог сказать. Эффективность сна проявилась в прекращении дождя, в изменении погоды. Но это ничего не доказывает. Часто не самые выдающиеся или поразительные детали оказывались эффективными. Он подозревал, что Кеннеди, по причинам, известным только его подозрению, был его собственным увеличенным подобием, но не был уверен в этом.
Орр в густой толпе прошел к станции Восточный Бродвей, опустил пятидолларовую монету в билетную машину, получил билет, сел в поезд и погрузился в тьму под рекой.
Головокружение усилилось.
Двигаться под рекой — что за странная и дикая мысль!
Пересечь реку, перейти ее вброд, переплыть, воспользоваться лодкой, паромом, мостом, плыть вверх по реке или вниз по течению — все это имеет смысл, но двигаться под рекой — есть в этом что-то извращенное.
Под Вильяметтой девять железнодорожных и автомобильных тоннелей, над ней семьдесят мостов, а берега ее на протяжении двухсот семи миль закованы в бетон.
Контроль над уровнем воды в реке и ее крупном притоке Колумбии, в нескольких милях по течению, от центра Портленда, в какой-то мере усовершенствован, и река, не может подняться больше чем на пять дюймов даже во время продолжительных дождей. Вильяметта была полезной частью окружающей среды, как большое покорное тягловое животное, затянутое поводом, уздой и седлом. А если бы не было от нее пользы, закрыли бы всю бетоном, подобно сотням небольших ручьев и речек, текущих в темноте под зданиями города. Но без реки Портленд не был бы портом. По реке двигалось множество кораблей, длинные цепочки барж, большие плоты.
Поэтому поезда, грузовики и немногие частные автомобили вынуждены были двигаться под рекой. Над головами сидящих в подземке находились тонны скал и гравия, кубометры текущей воды, кили океанских кораблей, бетонные опоры мостов, группы паровых барж, груженых замороженными курами, один реактивный самолет на высоте в тридцать четыре тысячи футов и звезды на расстоянии в четыре и три десятых светового года и больше.
Джордж Орр, бледный в мерцающем свете поездных ламп, стоял, держась за петлю, и раскачивался вместе с тысячами других людей. Он думал: «Я живу в кошмаре и время от времени просыпаюсь от него в снах».