не обладает гулкой звучностью Уитмена, и захотела узнать о поэте побольше.

– Ты еще не сказал мне, что привело прославленного – или обесславленного – поэта в твой дом.

Остин улыбнулся.

– А! Странная игра случая! Видишь ли, Сью настояла, чтобы мы нанесли визит Эмерсону, также приехавшему в Бостон. Думаю, она надеялась снова залучить его в Амхерст как виднейшего своего дрессированного автора. Когда старый мудрец принял нас, у него был Уитмен. Выяснилось, что Эмерсон попал в крайне неловкое положение. Он предложил Уитмену пожить у него, пока тот будет в Бостоне, не посоветовавшись предварительно с женой, а та, узнав о приглашении, наотрез отказалась принять такое «безнравственное животное» у себя дома! Отведя нас в сторону, Эмерсон умолял приютить своего друга в «Лаврах», и Сью охотно согласилась, предвидя светский триумф. Вообрази ее возмущение, когда поэт, узнав о нашем спиритическом дерзании, от всего сердца присоединился к нам.

Последние пикантные сведения смутили Эмили, поскольку поставили под сомнение умственные способности поэта, но она удержалась от неодобрения.

– Насколько я понял, – продолжал Остин с веселым злорадством, – ты и Винни несколько необычно познакомились с нашим бесцеремонным Гомером.

Эмили почувствовала, что краснеет.

– Ты понял верно.

– Из-за такого числа гостей утром к ванной образовалась очередь, и Уитмен потерял терпение. Я сказал ему, что он может воспользоваться удобствами в «Усадьбе», но мне и в голову не пришло, что он…

В эту секунду дверь малой гостиной распахнулась. В ее проеме появилась крупная женщина с внушительным бюстом. Окутанная цветастыми шалями, с широким цыганским платком на голове, блестя аляповатыми серьгами и браслетами в мочках и на запястьях, она встала в драматическую позу, одну руку выбросив вперед, другую прижав ко лбу. Хотя далеко не первой молодости и отнюдь не красавица в общепринятом смысле (ее верхнюю губу украшали несомненные усы), она источала тот же животный магнетизм, эманации которого, как часто замечала Эмили, исходят от цариц бала, приглашаемых нарасхват.

– Мадам почувствовала слияние душ по ту сторону барьера, – объявила медиум, представляя себя в третьем лице.

– Так как мы вели обычный разговор, – сказала Эмили, – притягивать еще и наши души представляется излишним.

Медиум оскорбленно опустила руки.

– Фу! Зачем вы привели к нам такую неверующую, cher [122] Остин?

– Это моя сестра Эмили. Я хочу познакомить ее с вами. Эмили, разреши представить тебе мадам Хрос Селяви [123], самого именитого медиума Парижа.

Мадам Селяви тотчас стала сама любезность, хотя Эмили словно бы уловила в ее глазах стальной блеск неугасшей враждебности.

– Такое очаровательное миниатюрное создание, обладающее остроумием, не уступающим остроумию ее досточтимого брата! Позвольте обнять вас!

Эмили не успела возразить, как мадам Селяви прижала ее к груди, чуть не задушив. От нее исходил запах пота, шерсти и животного мускуса.

Освобожденная Эмили попятилась. Но еще не пришла в себя, как мадам Селяви ухватила ее за руку и втащила в гостиную.

– Эндрю! Уильям! Пришла сестра, о которой мы столь наслышаны!

Двое мужчин на исходе молодости – ни тот, ни другой не был пастухом страуса, которого видела Эмили, – сидели за столом, накрытом огромным чертежом, завертывающиеся углы которого были придавлены странными изделиями из стекла и металла, похожими на двурогие закупоренные с обоих концов флаконы. Заправленная ворванью лампа дополняла свет заходящего солнца.

Вырвав руку из хватки медиума, Эмили попыталась вернуть себе самообладание. Остин дал ей на это некоторое время, начав представления:

– Эмили, этот джентльмен – автор «Принципов Природы, Ее Божественных Откровений», а также труда «Голос Рода Человеческого», и известный издатель уважаемого журнала, посвященного спиритизму, «Универколем» [124]. Кроме того, он сам – ясновидящий. Именно он предсказал появление сестер Фокс задолго до их дебюта. Могу ли я представить тебе мистера Эндрю Джексона Дэвиса?

Дэвис щеголял холеной бородой и крохотными очками в проволочной оправе, за которыми пребывали обескураживающе несфокусированные глаза. Он не то не привык, не то был не склонен к общепринятым правилам хорошего тона и только кивнул в сторону Эмили.

– А вот этот дженльмен, Эмили, с не менее взыскующим умом, представляет научную сторону нашего равновесия. Именно он придаст нашему дерзанию интеллектуальную весомость, столь часто отсутствующую в иных непродуманных исканиях. Имею честь представить тебе не только открывателя таллия, но также последователя и друга самого Д. Юма. Эмили, познакомься с одним из величайших умов Англии Уильямом Круксом [125].

Полная противоположность Дэвису, Крукс галантно выступил вперед, взял руку Эмили, поклонился и поцеловал ее. Его длинное узкое лицо и высокий лоб были почти красивы. С чарующим прононсом англичанина он сказал:

– Ваш брат обидел вас, мисс Дикинсон, он не потрудился сказать, что у вас глаза цвета наилучшего хереса.

Эмили ужасно смутилась и против обыкновения лишилась слов.

К счастью, Дэвис нарушил неловкую паузу:

– Я не хочу прерывать такую прелестную интермедию, но не могу ли я напомнить присутствующим, что впереди у нас еще много работы, чтобы завершить хотя бы планирование.

Крукс с иронической улыбкой отпустил руку Эмили.

– А, да. Мир духов, который уже существует бесчисленные века, не может ждать нас ни единой лишней минуты. Что же, боюсь, пора снова запрягаться. Буду с нетерпением ожидать, когда снова увижу вас, мисс Дикинсон.

Эмили позволила Остину увести ее из гостиной. Проходя мимо мадам Селяви, она ясно услышала, как ей на ухо прошипели «у, пигалица!», хотя губы мадам сохраняли полную неподвижность.

В коридоре Остин сказал:

– Теперь тебе осталось только познакомиться с неуемным стариной Уолтом, он, наверное, с Генри и птицами.

Взяв себя в руки, Эмили сказала:

– Да, я хотела бы, если тебя не затруднит.

Они направились к задней двери «Лавров», и Остин сказал:

– По-моему, я упоминал про Генри. Он товарищ Уолта в его странствованиях. Саттон, если не ошибаюсь. Они вместе работали в «Бруклинском Орле», юный Саттон – учеником наборщика, а Уолт – редактором. Генри незаменим со страусами. У него особый дар заставлять их слушаться. Я говорил тебе о планах Энди относительно страусов? Не важно, ты скоро узнаешь. Вот мы и пришли!

Они затворили за собой дверь дома. Задний двор «Лавров»